Подлинная история сталкера Француза. Книга 2. Кольцо судьбы. Павел Курятников (Франц)

нет… Ничего не знаешь про это?

      Француз про себя подивился быстроте воровского телеграфа, но лишь отрицательно покачал головой.

      Лихой понял, что пленник что-то знает, но не хочет говорить, а ещё он увидел, что тот совершенно не боится его. Смотрит спокойно, с интересом, или даже с равнодушием. Он встречал таких в своей жизни. На куски режь, ничего не добьёшься. Только обозлишь ещё больше и подтолкнёшь на крайности. Такие вот, как этот, в их воровской зоне, загнанные в угол, с собой кончали, и всё… Поэтому авторитет продолжил доброжелательно, насколько мог:

      – Ну-у, могли и «Чистое небо», конечно, его прикончить… Они же там шишку держат… А ты, по всему видать, парень фартовый. Людей мне сильно не хватает, так что я подумаю – да реабилитирую тебя? А ты мне послужишь? Ну, а, может, и нет… Подумаю, вот, и долг за свои грехи зоновские отдашь… Тогда служба у меня уже вряд ли получится! – сухо усмехнулся он.

      Француз решил не спорить. Жизнью своей он уже так сильно, как раньше, не дорожил, лишь о дочерях да о потерянных друзьях душа болела. А потому уж очень хотелось поквитаться с присутствующими, как он самому себе недавно у Лесопилки клялся…

      ***

      Француза увели, и он не мог слышать, как в комнате Лихого закипел спор. Блатные требовали крови… Варяг убеждал его, что, мол, от бывших военных ни в одной известной ему воровской семье толку не было. Да и не по понятиям это… А Шрэк просто извёлся, нажимая на то, что Лихой, конечно, вор авторитетный, в законе, и сам должен понимать, что «какому-то позорному фраеру» нельзя простить, что он «взял на себя не по рангу» и правиловку ворам устроил.

      По возвращении на кровать Француза охватила какая-то тягучая апатия. Не хотелось ни о чём думать, переживать, и завтрашний день его перестал интересовать… Он, как в своё время перед отправкой в Зону, видел себя и всё происходящее будто со стороны, но, в отличие от того раза, его ничего не беспокоило…

      Наступил вечер. Прикованный к кроватной спинке, Француз упёрся, задумавшись, своим взглядом в выключатель. Рядом стонал на несправедливости жизни Вирус. Мучители так и не позволили ему лечь. Приковали так, чтобы он мог только сидеть на полу. Француз мысленно нажал взглядом на выключатель. Клавиша осталась на месте, но свет в комнате погас! Он мысленно нажал туда же и свет появился! Так он проделал трижды, а ошарашенный Вирус обратился к нему:

      – Сосе-ед, сосед, это ты его, что ли? Как ты это делаешь? Слушай, это шанс, его использовать можно! Не делай пока больше этого…

      Пришёл Горбушка. Задумчиво и деловито взялся выставлять из ящика пленникам их ужин, такой же «богатый», как и обед, и Француз обратился к нему:

      – Слышь земляк, передай Лихому, что я шестерить на него не собираюсь. Пусть не надеется. Скоро по моему условному сигналу за мной придут! И пусть он тогда не дёргается, иначе всей вашей малине хана!

      – Чего ты, чего ты там подашь?! – закипятился Горбушка, – завали хлебало, ты на пол-то циркнуть не можешь! Лежишь распятый, как Иисус на