9 ключей к силе души. От заблуждений – к истине. Никки де Картрет

ноги словно приросли к полу. Я не могла пошевелиться. Но и смотреть на себя тоже не могла. Кое-как я забралась обратно в койку, накрылась с головой грубым серым одеялом и рыдала от ужаса, пока не уснула.

      Проснулась я в полдень. Сквозь неплотно задернутые занавески лилось солнце. В дверь заглянула медсестра.

      – Мой глаз, – крикнула я по-французски. – Я хочу знать, сохранили ли мне глаз.

      Она пожала плечами и исчезла. Я встала, выбралась в коридор, нашла телефон и позвонила маме в Лондон.

      – Я сейчас же приеду, – сказала она.

      – Не надо, со мной ничего серьезного. Скоро увидимся.

      В Лондон я вернулась не сразу. Выписавшись из больницы, я наблюдала со своей деревянной кровати, как в Париж приходит весна. Сквозь прикрытое ставнями окно я могла выглядывать в парк вокруг студенческого общежития. Каштаны были великолепны в это время года. Дождь прекратился, и воробей в поисках пакета йогурта, который я обычно ставила охлаждаться на подоконник, клевал стекло.

      Винс не пришел меня навестить. Польский студент, живший в соседней комнате, не стучался ко мне, как раньше. Он был занят тем, что устраивал марши солидарности на площади перед Бастилией. Франко-канадцев с верхнего этажа по вечерам тоже не было дома. По крайней мере, так я воображала – потому что они тоже ко мне не заходили. Люди умеют избегать неприятных зрелищ.

      Я надолго перестала смотреться в зеркало. Особенно трудно это было по утрам, когда я подходила к умывальнику, чтобы почистить зубы и умыть левую половину лица. Правый глаз остался невредим, но много недель не открывался, а его окружали стены выступающей плоти и уродливые рубцы. Очень скоро я оказалась один на один с реальностью: мне было всего двадцать два, и меня ждала вся жизнь с изуродованным шрамами лицом.

      Учебу пришлось отложить. Я никуда не ходила, на это не хватало ни желания, ни сил. Да и все равно – мне было невыносимо думать, что люди будут разглядывать меня. Врач-египтянин Хазем приносил мне продукты и новости из внешнего мира. Часы проходили в молчании. Дни удлинялись, свет становился резче и ярче, но в комнате как будто ничего не менялось.

      Я лежала в постели и пыталась вылечить лицо. Я не совсем понимала, как к этому подступиться, но в какой-то книге я читала, что синий – это цвет исцеления. Поэтому я начала с синего – небесного цвета.

      Я начала представлять, как синий и белый свет окружает мое лицо. Мысленным взором я наблюдала, как багровые шрамы уходят в здоровые розовые щеки. Я разглядывала лицо во внутреннем зеркале; на коже следов больше не было, но под ней оставались темные уродливые рубцы. В тишине я начала понимать, как негативными мыслями люди притягивают к себе негативные события. Месяцами мне в голову настойчиво приходили мысли об аварии. И авария действительно случилась как по заказу.

      Я думала о блестящем художнике Винсенте Ван Гоге. Он отрезал себе ухо и отправил его в письме своей возлюбленной. Я видела его автопортреты на выставке в Амстердаме. Раны, которые ты нанес себе сам, всегда сложнее всего пережить.