Все мои дороги ведут к тебе. Ольга Шипунова

же была молода, как ты сейчас, неопытна, глупа. Кроме шляпок и платьев меня вообще ничто особо не интересовало. Пару раз он пытался, добросовестно пытался, ну, ты понимаешь, о чем я, – Оля лукаво улыбнулась Саше, которая опять смущенно раскраснелась. А Оля заговорщически усмехнулась и добавила с плохо скрываемым презрением: – Поначалу-то я думала, что так и должно быть, полежит со мной, потрется об меня своими сморщенными телесами, вздохнет, да отвернется. А потом и вовсе перестал. Мы много путешествовали, да и в его конторе много всяких…господ интересных…И я со временем научилась с этим жить. В этом была даже своя прелесть, – она зло усмехнулась и приподнялась, чтобы затушить сигарету в пепельнице на полу. Потом посмотрела куда-то в сторону и сухо сказала: – Зато теперь, стоит мне захотеть, я любого мужика могу заставить есть с руки или лизать носок моей туфли…Что делать, если душа и тело просят любви, а, Сашка? Испорченная, да? Да, испорченная, – Оля невесело расхохоталась и опять легла, видимо, наслаждаясь тем, как смущала своими словами Сашу.

      А Саша вдруг разжала ладошку и оттуда выпал платок Косыгина. Ольга снова усмехнулась. Нет, она не покраснела, не испугалась, а просто усмехнулась.

      – Я знаю, что ты думаешь, – сказала она вдруг, взяв пальцами платок за кончик, и помахала им в воздухе. Тончайшая материя нежно затрепыхалась в воздухе, переливаясь красивыми искусными узорами. Затем Оля повязала его на шее и снова откинулась на тахте, глядя на Сашу, проведя рукой по своим роскошным волосам. – Думаешь, что я жалкая, да? Что же мне остается делать? Сидеть со своим сморчком целыми днями? Нет уж! Я жить хочу! Любви хочу! – она слегка приподнялась, глядя Саше в глаза. – Знаешь, какая тоска берет, когда я смотрю на своего муженька? Думаешь, мне не противно от самой себя? Думаешь, я сама себе такую жизнь выбрала? Нееет, спасибо папочке! – она зло усмехнулась, отворачиваясь к окну. Лицо ее было сосредоточено и зло. Неожиданно Оля снова провела рукой по волосам и сдавленно произнесла: – Единственное, о чем я жалею, так о том, что…не родила…– с этими словами она перевела взгляд на Сашу и продолжила с грустной усмешкой: – Пурталес-то вообще ничего не мог с самого начала. Сволочь, старый хрен, позарился на молодуху. А я…через пару лет брака я забеременела от одного офицера, – она снова отвернулась, лицо ее искривила жалкая грустная усмешка. – Господи, как я испугалась, ты не представляешь…

      В это время вышла из детской Маша и тихо села вновь к зеркалу, расчесывая волосы. А Оля продолжала, нисколько не смутившись сестры. Саша поняла, что у них не было друг от друга секретов.

      – Испугалась отца, мужа, позора. Офицер этот тоже, козел последний оказался. Как узнал, сбежал, то ли рапорт написал о переводе, то ли специально под арест угодил… В общем, я обратилась к знакомой, она свела меня с какой-то жуткой бабкой. У нее в доме меня связали на столе, та долго что-то причитала, охала, ахала, а потом резала меня живьем, как барана…– Ольга отвернулась к окну, по ее щекам потекли крупные слезы. – А после я уже не беременела…И хотелось, но больше…Ни разу…