Времена души. Анатолий Нестеров

реже.

      Мы хотим! Мы решили!

      Это не блажь моя.

      Это наше решение.

      И мы ответим!

      Человек стареет,

      и его бывшее «Я»

      огромное, становится

      еле заметным.

      Самые мудрые в жизни-

      прошлые дни,

      те, что прожиты

      счастливо или серо.

      Человек уже говорит не «Я» —

      Они!

      Но «Я» всё равно бьётся до смерти,

      как сердце!

      «Догорает осень…»

      Догорает осень…

      На душе печально.

      Лишь воспоминанья

      радость берегут.

      Не кружатся листья

      в воздухе прощально,

      листья рыжие

      заснули на снегу.

      Снег! Он только выпал,

      он еще не грязный,

      кутает старушка

      голову шарфом.

      Первый снег —

      для осени начало казни,

      нехотя идет

      она на эшафот.

      «Не хочу…»

      Не хочу,

      чтоб жизнь шептала:

      – Вот бумага

      и рисуй…

      Я хочу,

      чтоб жизнь кричала,

      надрываясь,

      мне:

      – Рискуй!

      Исхожу все горы, чащи,

      изобью ботинки вдрызг.

      Надоело верить в счастье.

      К чёрту счастье!

      Верю в риск!

      «Таинственны книги и ценны…»

      Таинственны книги и ценны…

      Я гладил рукой переплёт,

      читая взахлёб Марка Твена.

      …Теперь не читаю взахлёб.

      Я сдержанней стал и мудрее,

      понятнее жизненный путь.

      Теперь всё трудней и труднее

      меня удивить чем-нибудь.

      Беснуется солнце в зените,

      на свете тепло и светло.

      А время счастливых открытий,

      как детство, куда-то ушло.

      «Что в этой жизни остаётся?»

      Что в этой жизни остаётся?

      Всё меркантильность, суета…

      И лишь порою жалко бьётся,

      в капкан попавшая мечта.

      А если вырвется на волю,

      считай, что просто повезло.

      Что остаётся кроме боли?

      Любовь, надежда, ремесло…

      Но так расплывчато и зыбко

      уставшая маячит цель.

      …А на ветру скулит калитка,

      как пёс, посаженный на цепь.

      «Вот сейчас опустят гроб…»

      Вот сейчас опустят гроб

      в яму страшную, сырую.

      И, как все, холодный лоб

      осторожно я целую.

      Где теперь твоя душа?

      Затерялась в мирозданье?

      Смотрит, сверху не дыша,

      позабыв свои страданья.

      Слёзы, боль, зажав в горсти,

      я прощаюсь – и не плачу!

      Но, увы, моё «прости»

      ничего уже не значит.

      «На зеленой тихой станции…»

      На зеленой тихой станции,

      где горят едва огни,

      мы с тобой одни останемся,

      мы останемся одни.

      Вдалеке