Настя Иванько и полуостров Крым (рассказы). Артур Кангин

ение. К каждому журналу приклеивался прозрачный футлярчик с кузнечиком, бабочкой или, на худой конец, с чумовым тараканом. Так сказать, вещественная материализация «гвоздевой» статьи. Сколько себя помнил, Матвей писал о лапках, перепончатых крылышках, мозаичном зрении и органах размножения.

      Экая бессмыслица!

      В дверь позвонили.

      На пороге стоял его единственный друг, сокурсник по институту, Вадим Жаркин. В руке большой яркий пакет.

      – Ну, с днем Варения тебя, Мотька! Дай-ка я тебя обниму, расцелую.

      Вадик был уже хорошо навеселе. Содержимое пакета сигнализировало о дальнейшем. Пара пузырей водки «Молодецкая», пиво «Жигулевское», балык, банка крабов, палка сервелата, двухлитровый пакет гранатового сока.

      – Игра сыграна… – произнес Мотя вместо приветствия.

      Вадим энергично раскидывал провизию на кухонном столе:

      – Опять в трясине меланхолии?

      Мотя сел на табурет в позе кающейся грешницы, склонил голову, опустил меж колен безвольные руки.

      – Game over!

      – Я тебе покажу геймовер! В пятьдесят лет все только начинается.

      – Ты еще скажи – в семьдесят.

      – Вот что, братец, сядь-ка на корточки.

      – Это зачем?

      – Сядь, тебе говорят. Не убудет.

      Покряхтывая, Мотя, сел. Благо на нем китайские треники с растянутыми коленями. Удобно.

      Жаркин тоже присел, глянул на Мотины пятки, поцокал языком.

      – Значит, тебе удобно, когда пятки упираются в пол?

      – А как же еще?

      – Люди тонкой душевной организации обычно сидят на цыпочках.

      – Хочешь унизить?

      – Чудак! На пятках сидят успешные фирмачи, любители шансона, знаменитые футболисты.

      Вадик стремительно открутил водочную крышку, нарезал сервелат.

      – Дернем за твое лучезарное будущее, дорогой!

      – Да пошел ты!

      – Какой обидчивый…

      Выпили, закусили.

      Сколько же он лет знает Вадика. 33 года! С первого курса биофака. Тогда это был худющий пацан с гривой черных волос. Теперь это лысый очкарик. Богат, кажется… Нет, точно богат. Вадим проводил сеансы психоанализа для дамочек бальзаковского возраста с пресловутой Рублевки.

      Мотю он за что-то любил. Быть может, за резкий контраст их житейского уровня.

      У Вадика апартаменты на козырном Кутузовском. У Моти в спальной резервации Свиблово. Вадик рассекает на алом «Ягуаре». Матвей обливается пóтом в метро. У Жаркина каждый месяц свеженькая любовница. Мотя тридцать живет с одной и той же мымрой.

      Вадим сноровисто открыл банку с дальневосточными крабами:

      – Тест это, кстати, типовой. Выходит, человек ты земной. Поэтому без истерики должен относиться к вопросам жизни и смерти.

      2.

      – На моем могильном камне напишут: «Всю свою жизнь, балбесина, изучал жуков плавунцов и паучков крестоносцев».

      – Кстати, о жуках… – Вадик полез в карман пиджака. Достал небольшую, обтянутую черным крепом коробочку. – Это тебе мой презент. С юбилеем!

      – Что это?

      – Открывай! Был, понимаешь ли, на симпозиуме психоаналитиков в Бомбее, вспомнил о тебе, зашел в сувенирную лавку. Там, понятно, всякая трехкопеечная дрянь. А вот эта штуковина ошеломила. Стоит освежающе дорого. Даже по моим меркам.

      Мотя раскрыл похоронный футляр, достал янтарный шар. Внутри его враскоряку навечно застыл черный жук.

      Пузиков в ладони повертел желтый шар:

      – Забавно…

      – Спрашиваю, что за жук? Продавец лишь замахал руками. Шар, мол, пророческих снов. Кладешь его на ночь под подушку, и гляди свое будущее.

      Впервые за этот вечер у Моти поднялось настроение.

      – Как же ты повелся на эту пургу? Это обыкновенный жук скарабей. Из Египта.

      Вадим разлил по хрустальным рюмочкам водку:

      – Вещие же сны, Мотя, есть… Почитай Карла Густава Юнга. Он, например, во сне увидел всех своих будущих жен.

      – Сновидение-сваха?

      – Харе смеяться! За несколько лет загодя он предсказал Первую, а потом и Вторую мировую войну.

      Водочная тугая волна раскатилась от пяток до макушки. Мотя, хмыкнув, положил шар на подоконник.

      – Испробую сегодня.

      – Ни-ни! В пьяном виде нельзя. Тотальная трезвость. А что это за скарабей такой?

      – Да какая разница?

      – Ты, главное, не грусти. Все мы стареем и смертны. Мы лишь листочки на этом могучем и, похоже, вечном древе жизни. Листочек проклевывается из почки, растет, наливается живительным соком, желтеет. Потом его срывает ноябрьский ветер. Блин, никакой трагедии!

      – Да ты философ…

      – Я этими листочками кормлю всю свою рублевскую клиентуру. Дамы ведутся. Плачут у меня на