Искушение. Мой непокорный пленник. Виктория Виноградова

как освободился от цепей.

      Прикосновение выдало очередную болезненную вспышку, я попыталась выдернуть кисть, но он не отпустил.

      – Ш-ш-ш… потерпи чуть-чуть. Я аккуратно. На перелом не похоже. Скорее, это вывих или растяжение. У тебя есть в доме какие-нибудь лечебные мази на такие случаи?

      – Есть, – ответила я.

      – Это хорошо. Но сначала приложим что-нибудь холодное, чтобы рука не опухла.

      Маркус повел меня в столовую и усадил, чтобы я смогла положить травмированное запястье на столешницу. На шум пришел Вир.

      – Слишком усердно перевоспитывала. Теперь сидит с растяжением, – пояснил Маркус в ответ на удивленный взгляд северянина. – Будь добр, принеси, пожалуйста, чистую тряпку.

      Вир послушно кивнул. Сам Маркус раздобыл миску с холодной водой. Принесенную тряпку он тщательно смочил и приложил к моей руке. Прохладная влажная ткань приятно обволокла кожу.

      Удивительно, но не только я, но и Вир слушались Маркуса, будто так и надо. Ладно я слегка растерялась от боли, но мой северянин почему спокойно подчиняется приказам постороннего человека?

      – Сейчас подержим немного в холоде, чтобы не было отека, смажем мазью и перевяжем. Мы так в армии делали. Два-три дня и все пройдет. Давай вина принесу? Поможет притупить боль. Вир, где у вас вино? И мазь захвати, пожалуйста.

      Мужчины вновь ушли в кладовую, а я сидела, глядя на ноющую кисть и пыталась осмыслить происходящее. Оно не желало укладываться в голове.

      Я только что исполосовала Маркуса плетью, и как бы он не храбрился, понимала, что ему пришлось только что вытерпеть. Но при это он ни разу не пожаловался. А стоило мне повредить руку, моментально бросился помогать.

      Как это все понимать?

      Рабы так себя не ведут.

      Но должно же быть какое-то разумное объяснение. Что это? Попытка добиться моего расположения? А смысл, если при этом он демонстративно подчеркивает, что не согласен мириться со статусом слуги? Или он надеется, что я сжалюсь и решу оставить его у себя? А может быть, он действительно настолько крепкий и выносливый, что все мои наказания для него – полнейшая ерунда? Если так, то что мне тогда делать? Как его воспитывать?

      – Вот, выпей, – Маркус принес мне бокал вина.

      Отхлебнула и закашлялась.

      – Ты его не разбавил? Надо было с водой размешать.

      – Женщина, ты в своем уме? Как можно портить благородный напиток водой?

      – Да это пить невозможно! Слишком крепко. Вир, сделай нормально.

      – Давай сам разбавлю, – проворчал Маркус. – А еще говорят, что это мы – варвары.

      Арамерец явно пожадничал с водой, и вино все равно вышло крепким, но Рамон с ним. Сейчас это даже к лучшему. Рука до сих пор ныла так, что хоть плачь.

      – Сильно болит? – мы с Маркусом одновременно задали один и тот же вопрос.

      – Сперва ты, – усмехнулся он. – Как запястье?

      Было так необычно видеть сочувствие от раба, да еще и после наказания.

      – Жить буду, но сама не ожидала, что так получится.

      Заметила, как Вир поставил возле нас заживляющую