Конфетка счастья. Ванда Микуш-Фроловская

покрытая мраком. И зовут моего мужа Сила Никитич.

      Внешность у моего Силы как у Брюса Улисса в молодости и в парике. Или он тогда ещё не был лысым? В общем, мой Сила Никитич не лысый.

      Идем мы как-то, Ким Бессинджер и Брюс Уиллис, такие молодые и красивые, и все вокруг радуются за нас. Мы и вправду были молодыми ой как хороши.

      – Как жить-то будем, Фёкла моя? – спрашивает Сила Никитич. Это из фильма, когда из прошлого в настоящее попадают два француза, рыцарь и его слуга, грязные, с черными зубами и с огромными носами, как у всех французов, рыцаря из них играл Жан Рено: «Баба моя!»

      Сила мой всегда читал много: новости, классику, современников, энциклопедии и фэнтэзи, особенно тогда, в молодости. А работал программистом и переживал, что наступит кризис, доллар подорожает и о всяких таких мужских глупостях переживал. Этого я и сейчас не могу понять.

      А живем мы в Якутске, столице Республики Саха, которую иногда по старинке называют Якутией. Это ровно на восток от Москвы шесть тысяч километров. Если смотреть по карте – то вправо, там, где очень мало точек городов, но очень много ниток рек и пятен озер. Одна из этих точек и есть Якутск. И нет, это не Чукотка. И не Магадан. Немного ближе, чем Колыма, но гораздо дальше, чем Уральские горы.

      Летом шли. У меня были босоножки светлые, на толстом таком каблуке, с круглым носиком, мода на такой носик вернулась в прошлом году, короткая красная юбочка и кофточка из красной ткани, жутко линючей, сколько ни стирай. Достопримечательностью кофточки был принт – криво нашитый на живот квадрат, имитирующий газетную вырезку. Все внимание прохожих привлекал этот несуразный квадрат, кто-нибудь обязательно наклонял голову, пытаясь разобрать, что там за газета у меня на животе и о чем в ней идет речь. Поняв, что текст не по-русски и даже не по-английски, прохожий, вздыхал и искал на чем ещё остановить свой праздный взгляд. А у меня между тем под квадратом прятался довольно большой живот, пять месяцев.

      Сила Никитич был в светлых брюках со стрелками, светлой рубашке с коротким рукавом, а босоножки у него всегда были, даже в девяностые годы, приятного светло-коричневого оттенка, цвета охры, ближе к рыжему. С черными носками. Я только черные носки ему покупаю, так удобно. Сами знаете, сколько носков в машинку ни кинешь, вынешь всегда нечётное количество. А если все двадцать пар одного цвета и размера, то никаких проблем. К тому же пыльно в Якутске, редкие обладатели белых грязных носков, выглядят так же нелепо, как если бы ходили совсем без носков.

      Лето в Якутске, столице алмазного края, это что-то. Жарко, пыльно, сухо. Мы брели по щиколотки в пыли, изредка заныривая в тень от тальника. К нам тут же радостно пища кидались комары. Не помню, куда мы в тот раз шли, помню, что было жарко, мне было тяжело тащить животик, в котором сидели двойняшки, а Сила Никитич с несвойственным ему многословием рассуждал о политической обстановке.

      Обычно