Огни в ночи. Елена Крюкова

нет. Есть Будущее. Есть Время.

      Во имя… времени…

      Пропадай, жеребёнок, к черту,

      погибай от ножа, огня…

      И хозяин берёт за чёлку

      настороженного коня.

      Кровь, застывшую словно патоку,

      он стирает с ножа рукой,

      стонет,

      колет коня под лопатку —

      на колени рушится конь,

      слабнет,

      роет навоз копытом —

      смерть выходит со всех сторон,

      только пух на коне убитом

      мокнет, красен,

      потом черён.

      А хозяин в багровых росах,

      облит росами, как из ведра, —

      он коров и свиней поросых

      режет начисто до утра.

      Так не достанься ты новомодному колхозу, мой конь, родное зверье мое.

      Скотину-то убить – ладно, крестьянин к тому привычный. И то жальба перехватывает петлею глотку. А – человека?

      Восстания крестьян против новой власти. В Варнавине… в Тамбовской губернии… по всей матушке-Сибири… по Урал-камню…

      Закрыться в шкатулку сугубой эстетики, утонченной красоты – или отпустить свое кровное, кровавое, кровяное искусство на волю; не убить родимого коня, а вывести из конюшни и крикнуть: беги! Воля – твоя! Свобода – твоя!

      …поэт без чувства свободы – кто он? Придворный сочинитель? Компанейский писака? Затворник, анахорет, умудренный исихаст?

      Нет! Он есть свобода. Свобода равна жизни.

      И ей же равен гудящий на ветру времен огонь.

      ***

      Он думал, говорил и писал о том, как умрет. Нет поэта, художника без мысли о смерти. И Марина Ивановна Цветаева, живая, живущая, и Маяковский, и Есенин, и Гумилев, и Волошин, и все, кто уехал далеко – Георгий Иванов, Осоргин, Зайцев, Бунин – все о смерти помышляли, тайно или явно. Смерть – ипостась жизни. Жизнь-смерть – двуликий Янус. Великий мировой дуал. Смерть в те поры ходила, как подружка на гулянке, рядом с людьми. Свистели над ухом пули. Взрывались снаряды. Гремели пушки. Сверкали в ночной тьме ножи. Дрожали в мозолистых руках обрезы. Ярко и страшно горели факелы в тяжелых чугунных кулаках. Революция – апология гибели; и не раз он шептал себе: это надо пережить, переплыть, перейти вброд! Смерть – вброд перейти! Реку боли, реку забвения…

      Человек, честолюбивый, полный сил, хочет победы и власти. А народ? Не лучше ли, не традиционней ли, не удобнее, не спокойнее ли народу было под Царем, а не под большевиками? Однако власть имеет свойство меняться. Разрушаться, распадаться, истекать кровью: умирать. Как человек.

      Да, может быть, власть это и есть человек. Приказывающий, убивающий, вознаграждающий. Ну ведь не воздух же она, который вдыхаем. Не чёрный ночной дождь.

      Нет! Дождь не чёрный! Он – серебряный! Серебряные тяжёлые струи! Холод, потоки воды… слепой бег… ярость, борьба…

      (…) Врага окружая огнём и кольцом,

      медлительны