Аметистовые Грозы. Владимир Ильичев (Сквер)

мой контур и – небо тепла,

      какой бы холодной она не была.

      Ночь ночи не просит, ни в дар, ни взаймы,

      но выйду я в ночь – и получится «мы»,

      никто не увидит меня под крылом,

      а мы будем рядом… тогда, и потом.

      Потом – это утро, потом – это день,

      озябшее небо, и тёплая тень,

      за вечером полночь… и тайна крыла,

      какой бы кромешной она не была.

      Взгляд мечты

      Если новости – хлам,

      если некуда жить,

      и мечты не болят,

      словно сам отболел —

      то со мной пополам

      делит яркую нить

      твой пронзительный взгляд

      через фотоприцел.

      Ты смотри так всегда,

      ты смотри так на всех,

      ты смотри так на всё,

      ты смотри – и пронзай,

      и любая мечта —

      задрожит, заболев,

      заскулит, заснуёт…

      Доживёт до конца.

      Н. а. с.

      Я валяюсь. О, нет, не в грязи… На апрельском снегу!

      И прикручен в моём рукаве к трём семёркам цигун.

      Интересно, надолго ль?

      «Я валяюсь» – ведь так говорят, если дико смешно.

      Значит, мне с тобой дико смешно. Ты мне делаешь «…но».

      Где-то книги над полкой

      суетятся, как птицы, готовы лететь и спасать.

      Но они – в переплётах и сами, чего им сказать,

      на места возвращая?

      Если дымное зеркало неба умеренно врёт —

      мне твоя полагается ласка, а минимум – лёд.

      Посылаю врача я…

      Что поделать, никто не пришлёт. Всем спасибо, я сам.

      Чудодейственна снежная грязь и приятна глазам.

      Неприятна ладоням.

      Из подъезда вдруг выпал сто лет незнакомый сосед,

      не заметив меня – а меня и по факту здесь нет.

      Но зато молодой я.

      Если паспорт влиял бы на скорость моей седины —

      все счета уже были бы к этому дню сведены.

      Я не помню, где паспорт.

      Я валяюсь. О, нет, не в грязи… На апрельском снегу!

      И ползёт в рукаве по резьбе против часа цигун.

      Продолжается сказка.

      А

      Продайте мне жилплощадь – без единого окна,

      и можете забить снаружи дверь, когда войду,

      Внутри оставьте бочку полугадкого вина —

      мне нужно потреблятьблять хоть какую-то байду…

      Из мебели не надо, кроме бочки, ничего,

      Оставьте голый холод, заберите свой химпром.

      Не надо электричества – без лампы ярче Бо

      левы’е ощущения от стука под ребром.

      Без лампы мне заглавней озорная буква А,

      которая для вас – лишь алфавитный персонал.

      Она же горизонт… Она же неба синева!

      И я за ней рванул, и в синеву себя загнал.

      В гробу мне тесновато и, опять же, не попить,

      пошире бы метраж, но – без единого окна,

      с одной дубовой дверью, чтобы вам закрыть-забить,

      и с бочкой, полной бочкой полусладкого