На склоне пологой тьмы. Тимофеева Наталья

из последних сил.

      И о таком, пропившем совесть сыне,

      Нет плакальщиков, – все на дне могил.

      А он, проспавшись, распускает палы

      И радуется, глядя на огонь.

      Горит живое, только горя мало

      Тому, кому по сердцу гарь и вонь.

      По осени «шишкует» бедолага,

      Срубая ветви сосен до вершин,

      И деньги с шишек поглощает брага.

      А пьёт он дрянь заветную один.

      И вот весною ранней в пьяном виде

      Сей пиротехник так устал от дел,

      Природу напоследок разобидев,

      Что лёг в избе и вместе с ней сгорел.

      Над пепелищем пели жаворонки,

      И щёлкал долго радостный скворец…

      Нашли сельчане две зубных коронки,

      Что в память им оставил молодец.

      Собачка лишь грустила по пьянчуге,

      В деревне побираясь тут и там,

      Да палками корявыми в округе

      Останки сосен кланялись ветрам.

      Ностальгия по детству

      Пирожка хочу за пять копеек,

      Чтобы был горячий и с повидлом,

      Чтобы пальцы на морозе стыли,

      И хрустела корочка слегка…

      А ещё хочу, чтоб были сани

      С медными полозьями и горка,

      Валенки с калошами, и бабка

      Нос мне вытирала подолом…

      Телевизор с линзою и печка,

      Окна, запотевшие от влаги,

      Над окном гигантские сосульки,

      В вёдрах родниковая вода…

      И не думать о большом и вечном,

      А читать запоем на лежанке,

      Да играть на маленькой скрипульке,

      Чтоб мурашки щекотали нерв…

      Вечером сидеть у самовара,

      Под столом подкармливая кошку,

      Чтобы дед кряхтел, а бабка пела

      «Отче наш», склоняясь надо мной…

      Великая Суббота

      Свершилась ночь, и прах, омытый миром,

      Под плащаницей замер навсегда.

      Прошла гроза, и туч сквозные дыры

      Застыли над Голгофой, как вода.

      Ни ветерка, ни птичьего привета, —

      Молчало утро. В мрачной тишине

      Бродили тени, за горою где-то

      Текла неспешно жизнь и, как во сне,

      Вдаль уходили горькие мгновенья

      Вчерашней казни, а торчащий крест

      Кренил устало, но без сожаленья,

      Свой равнодушный безобразный перст…

      Великая Суббота терпеливо

      Ждала чего-то, напрягая взор.

      Казалось, солнце пряталось стыдливо,

      Минуя окровавленный бугор…

      Вновь незаметно загустился вечер,

      Погас небесный тускло-серый лик,

      И зашептал тревожно южный ветер,

      И к мёртвым скалам с силою приник…

      А утром жёны вышли, тихо плача,

      Неся мастики в трепетных руках,

      Идя ко гробу в скалах наудачу,

      Чтоб умастить свой драгоценный прах.

      Но там, куда они спешили дружно,

      Лишь ангел белый, шелестя крылом,

      Их встретил Словом: «Ничего не нужно,

      Воскрес