Медленнее, ниже, нежнее… (сборник). Татьяна 100 Рожева

мы стояли в Новоозерном, там сейчас база флота Украины. Хотя уже кирдык их флоту. Корабли у них были старые, наши… – Василич замолчал, тяжело вздохнув. – А ты, Ваня, молодец! – вдруг хлопнул он Ивана по плечу. – Невеста это правильно…

      Солнце било из амбразуры облаков точно в мишень зрачка. Иван на секунду отвернулся, но солнечная «очередь» продолжала пульсировать перед глазами. Американец вывалился из тучи неожиданно – сразу огромный, острокрылый, наглый. Левый вираж и он снова спикировал на корабль, чуть не задевая брюхом мачту и дразня звёздно-полосатым флагом. «Три, четыре, пять…» – считал Иван количество заходов и сглатывал заложенность в ушах от рёва самолетных турбин. В прошлый раз было двенадцать, а в позапрошлый – девять. Американец вошёл во вкус, летает к ним как на работу. «Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать…» – вслух считал Иван, чувствуя, что ему все труднее сохранять спокойствие. «…Девятнадцать, двадцать, двадцать один!!! На!!!»

      Залпом содрогнуло корабль. Сияющие обломки американца на мгновение застыли в воздухе. Солнце успело порезвиться на всех частях бывшего самолёта, способных к отражению света, включая часть со звёздно-полосатым флагом. Над обломками взлетело кресло катапульты. Затем и оно полетело вниз, а над летчиком взорвался белый купол парашюта. Иван видел перекошенное ужасом лицо пилота, болтающегося в небе.

      Ему больше не улыбалось, и этот факт как нельзя лучше способствовал спокойствию. К Ивану уже бежали ребята, а в рубке орало начальство. Ор заглушил взрыв приводнившихся остатков самолёта. Изумрудная стена воды, пронизанная солнцем, отделила Ивана от прошлой жизни…

      За американским летчиком выслали спасательный катер. Это было ЧП. Нота протеста, разборки… «В мирное время сбит палубный истребитель США» За офицером Матросовым выслали вертолёт, сняли с корабля, списали и уволили из рядов ВМФ. Когда увольняли, адмирал тепло сказал ему: «Спасибо, сынок, Иван Матросов!» и потряс руку…

      Молодой мужчина в пальто шёл по весенней улице. Он любил это время года. Любил, как солнце резвиться в окнах, битых стеклах, ручьях. В ближайшем ручье, мощном и протяжённом, пацаны пускали кораблики. Мужчина остановился посмотреть. В кармане завибрировал телефон.

      – Здорово, Иван! Это Василич, помнишь ещё такого? А я вот еду на побывку, домой, приветы тебе везу!

      – Здорово, Василич! – улыбнулся мужчина, следя за бумажным кораблём. – Как у нас там?

      – После тебя – тишь, гладь, божья благодать! – засмеялся Василич. – Никто ничего! И довольно долго! Самолеты ихний летали вдалеке, и корабли от нас подальше держались! Потом, конечно, понемногу оправились и по новой стали наглеть. С нами параллельными курсами стали ходить американцы, их фрегаты шестого флота. А у нас за бортом в люльке болтался матросик, подкрашивал облупившиеся места. Американцы подошли близко, метра два до них было, и ржали, глядя как матросик боится. А кисть-то на длинной палке, так паренёк изловчился и написал у них на борту большими кривыми буквами