Монохон. Короткие истории о жизни в Иркутске. Жанна Сизова

в межсезонье исторических формаций. А за окном метель завывает. Я альманах «Свой голос» читателям показываю, а боковым зрением все на окна с метелью поглядываю, шевельнуться боюсь – как бы мои полотенца махровые да вафельные не посыпались, не поползли на глазах у честного люда, на виду у фотографов и телевизионщиков, у самого Виталия Камышева, редактора альманаха.

      Наконец экзекуция с презентацией закончилась. Мы вернулись в зеленый Иркутск, в котором продолжала стремительно развиваться весна, и набухшие кисти черемухи начинали лопаться первыми белыми цветами, мелкими и пронзительно душистыми.

      Голос свой я-таки потеряла. На несколько дней. В простуде виделось мне, как писатель Достоевский, каторжанин омский, в разодранном ватнике деревянной лопатой-пихлом разгребает снег на пригорке. А под ним клубится, клокочет, исходит паром мутно-коричневая безучастная река.

Сколько тем в русской поэзии?

      В один прекрасный день завернул в Восточно-Сибирское книжное издательство король верлибра, поэт Александр Сокольников. Пришел, как настоящий поэт, в бархатном берете красного цвета. Такие береты знавали и художник Рубенс, и композитор Франц Шуман, и богослов Томас Моор, и русский философ Николай Бердяев. Потому это не просто берет, а опознавательный знак, принадлежность к особой касте. И даже не только опознавательный знак, а субстанция, управляющая человеком. То есть как будто сперва не человек на тебя смотрит, а его берет решает, иметь с тобой дело или нет. А если у собеседника берет бархатный, да еще и красного цвета, – то ты понимаешь, что под эту планку не попадаешь, и дело твое пиши пропало…

      И вот, зашел Александр Сокольников в говорящем берете в редакцию и спрашивает: «Знаете ли Вы, сколько тем в русской поэзии?» Обвел взглядом замученных рукописями редакторов и сам ответил: «А триста… Да, триста тем, на которые можно писать стихи. Я подсчитал…»

      Ушел поэт Сокольников, а мы стали пальцы загибать, темы эти пересчитывать: про природу, про любовь, про родину, дружбу и товарищество, про детей и матерей, про эрос, про смерть… Десятка два насчитали и устали, запнулись… что же еще?

      Призадумались. Нет, не хватило у нас сил покрыть диапазон настоящей поэзии. А вот поэту Александру Сокольникову удалось подсчитать, сколько тем в поэзии…

* * *

      Поэт Людмила Мироновна Бендер любила рассказывать о своей литературной юности, которая проходила в шестидесятые годы в Иркутске. А мне с моей подругой Катей очень нравилось ее слушать. Сидим мы с Катькой на диванчике, чай с вареньем пьем, а Людмила Мироновна вспоминает: «И вот приехал к нам на семинар знаменитый поэт Евтушенко и дал темы, на которые нужно было экспромт сочинить. А я замешкалась, потом смотрю – все темы уже разобраны, ни одной не осталось. Обидно стало – ну как я буду теперь без темы? Без темы-то не проживешь… Так ничего тогда и не написала…»

      Мы с Катькой головами закивали и от переживания на варенье еще больше