Хроники русского духа. Инна Демина

три смены! Однажды 8-х классов было шесть параллелей! В течение одного года и я ходила в третью смену. Школьные здания освещались от движка. Занятия начинались в 18 часов, заканчивались в 23 часа. Зима, снега по пояс, пурга-вьюга, поздно рассветает, рано темнеет. А дети соседних деревень плетутся сквозь снежную мглу. Боже мой! Ни электрического света, ни какого-либо транспорта. Только пешком! Ни разбойников, ни грабителей! Все учились! Всё было устремлено к жизни на земле! А сейчас «продвинулись» до яхт и личных островов, до «всеобщего счастья» быть первыми в строках «Форбса»!

      Седьмой, кажется, класс. Мамнев Василий, мальчишка соседней деревни, чувствуя, что его сейчас вызовут к доске, а он не готов к ответу, вывинтил лампочку. Свет погас. Мне это не понравилось. Своими силами я пыталась его заставить вернуть свет, у меня не получилось. Когда другие парни лампочку ввинтили, свет снова загорелся, мне всё же удалось слегка поколотить хулигана. Позже, когда этот хулиган, курсант Ленинградского морского училища, приехал на летние каникулы и мы встретились в клубе, моё сердце затрепетало. Как красив, высок, статен он был! Мы начали встречаться, к сожалению, лишь одно лето. Сидим мы на крыльце Селезня-гармониста, луна круглая и яркая, нам весело и радостно быть вместе! И письма его я хранила какое-то время. Но жизнь не стояла на месте.

      В школу приехала новая учительница немецкого языка. Молоденькая, нежная, беленькая, точно Елена Соловей. Прежняя немка, которую звали «Гусь сдох», часто забывала кормить гуся, он не выдержал испытания, сдох. Не выдержала насмешек кормилица гуся и вынуждена была уехать из Любавичей. Юная «Елена Соловей» смущалась, румянилась и алела даже без повода. Однажды, когда она отвернулась от класса, чтобы написать на доске, мы охнули! Она сразу догадалась, вылетела из класса и появилась только спустя неделю. И вспомнилось мне, как у Савкиной Анны, трудно решавшей задачу у доски, с бёдер сползла юбка. Хорошо, что у неё оказалось что-то под юбкой. У некоторых могло и не быть. Но всё равно класс грохнул!

      Я всегда сидела за первыми партами, сама так хотела. Как-то мне пришлось быть на последней парте. Общий гул, мельтешение перед глазами фактически всего класса, а это 35–40 человек, рассеивали внимание, слушать учителя невозможно. С тех пор, вероятно, я и в театре люблю сидеть на ближних рядах, а в балете вообще предпочитаю первый ряд. Если лиц танцовщиков не вижу, такой балет мне не нужен. В школе были у меня и нелюбимые предметы: ботаника, зоология, дарвинизм. Учить по учебнику совсем не хотелось. Я внимательно слушала объяснение нового материала, что легко делать с первого ряда, но не с последнего, потом поднимала руку и повторяла слова учителя. Мне ставили отлично. Учебник можно не открывать. С такой методой они меня не раздражали. Не было и любимых, кроме химии, потому что Галина Моисеевна! Казалось бы, как не любить литературу? Я была к ней равнодушна. Читая, ни над чем не задумывалась. Как учитель говорит, пусть так и будет. Ничего не пристраивала к себе: а как бы я, а что бы я? И с Люсей, моей школьной подругой, никогда не обсуждали