Реальная жизнь. Имоджен Кримп

что он хочет ее погубить. Все это она говорила уже не раз. Лори писательница и любит без конца перебирать важные моменты своей жизни. Ни одна моя история не могла ее удивить, ведь нечто похожее с ней обязательно уже случалось, и, вместо того чтобы слушать, она тут же принималась делиться собственным опытом.

      – Я от него никогда ничего дельного о своем творчестве не слышала, – сказала она. – Если что и говорит, то совершенно невпопад. В снисходительной манере. Типа: все это очень мило, малыш, но я не уверен насчет… Поэтому я стала врать ему, что не пишу, даже если на самом деле пишу, – а то боюсь, что он попросит прочитать. И станет придираться к каждому слову. Нахмурит брови, а потом с напускным участием будет критиковать, словно разбирает студенческую работу по истории искусств. Я знаешь до чего дошла? Напишу предложение – и тут же зачеркиваю, потому что представляю, как он его прочтет и что при этом подумает и скажет. И секс у нас всегда завершался, когда кончал он, даже если я еще не кончила, понимаешь? Вот такой урод. Хрен я с ним еще буду встречаться.

      Лори говорила жестко и сердито, но выглядела грустной и нервно накручивала волосы на палец. Ей двадцать восемь лет, и, по-моему, она настоящая красотка – высокая, стройная блондинка, – но уже переживает, что стареет. Иногда она заставляет меня становиться рядом с ней перед зеркалом и сравнивает наши лица: где у меня кожа гладкая, а у нее уже в морщинках.

      – А ты с этим типом будешь встречаться? – спросила она.

      – Может быть. А ты что думаешь?

      – Поужинать я бы сходила. Почему нет? Сводит тебя в какое-нибудь приятное местечко. Мужики вроде него обычно не скупятся. Деньги у него явно водятся. – Эти слова она произнесла с презрительной интонацией, словно деньги – это инфекция, передающаяся половым путем. – Это невооруженным глазом видно.

      Лори обожала чужие деньги. Она всегда их чуяла издалека и выуживала из других, словно свинья, раскапывающая трюфели.

      – Костюмчик-то, – сказала она, – дорогущий. И часы. Ты на часы обратила внимание?

      Я покачала головой. Ни на что я внимания не обратила.

      – Ты же вроде его недавно придурком обозвала? – спросила я.

      – Ну и что? Ты ж не замуж за него собираешься. Скорее всего, он женат. Знаем-знаем, все они такие.

      – Кто они? Мужики?

      – Мужики такого сорта.

      – И что это за сорт такой?

      – Которые клеят телок в барах.

      – Ты считаешь, он меня клеил? Я бы так не сказала.

      – Ну еще бы, – отозвалась она. – Ты так не выражаешься.

      – А по-моему, он не из таких, – сказала я. – Чаще всего ведь как бывает: тебя угощают, и все – считают, что за вход заплачено. Билетик на руках, осталось только пробить. Никто даже близко не пытается что-то о тебе узнать. А этот вел себя иначе. Он… он как будто прижал меня пальцем и надавил до боли. Понимаешь, о чем я?

      – Понимаю. Тебе хочется с ним переспать, потому что он секси и такой как бы мерзавец, а ты мазохистка. Бывает, что уж тут. Стыдиться нечего, Анна. Подумаешь, мазохизм, есть вещи и похуже! И видит бог, тебе давно пора потрахаться. Я не надевала сережки все то время, пока у тебя не было