Кратеры Симфареи. Виктор Фёдоров

рыцарей.

      Но где был один – стало двое. После этого они десять дней ехали вдвоем в одной клетке, вторая продолжала пустовать. Потом их стало трое, затем четверо. От Вествуда до Фарота, одного из ближайших к столице городов, – почти полтора месяца пути. На излете третьей недели их было уже девять, а к процессии добавилась третья клетка и еще пара всадников. А вчера, на сорок первый день, двенадцатым и, похоже, последним, к процессии присоединился Корин. Теперь их было по четыре человека на клетку. До Фарота, по подсчетам Рика, оставалось около четырех дней пути. За это продолжительное путешествие через полконтинента он научился радоваться мелочам и искренне благодарил судьбу, что двенадцатый член их дружной компании родился так близко к пункту назначения.

      Именно Корин сейчас улыбался из соседней клетки, демонстрируя желтые зубы, а Рик продолжал теребить подбородком плечо и размышлял. Он старался не судить о людях по внешности, разумно полагая, что под любой внешней оболочкой есть второй слой. То, что не показывают первому встречному. В редких случаях за вторым слоем скрывался третий – к таким людям Рик относился с уважением. В исключительных случаях за третьим слоем шел четвертый, и таких людей юноша опасался, ведь там, где четвертый, может быть и пятый, а какую часть себя люди прячут так глубоко… Лучше не знать, целее будешь. Впрочем, когда создавали Корина, материалы явно были на исходе, а о глубине никто не задумывался. Скульптор ляпнул грязи тут, художник мазнул немытой кистью там, и получился человек, при одном взгляде на которого все становилось ясно.

      Если люди, которых обходят в коридоре университета: уж лучше прижаться к стене, чем дать им себя заметить. Чаще это даже не университет, а грязная казарма, потому что до университета наш персонаж никогда не добрался бы. Потом он мужает, попадает в городскую стражу, днем выбивает монеты из уличных пьянчуг, а вечером эти монеты радостно пропивает сам, гогоча на весь кабак. А потом его находят в канаве за то, что взял монетку не у тех людей. Примерно такое будущее в своей голове Рикард обрисовал бы для Корина, но судьба распорядилась иначе, и теперь верзила ухмылялся в двух метрах от него, вяло подрагивая в такт колесам повозки.

      Ему был двадцать один год – очень много для каторги, почти критическая отметка, даже в темных волосах уже должна была вот-вот появиться пара седых волосков. Группа проверяющих, по-видимому, долго колебалась, тащить ли эту тушу на рудники ради столь короткого срока или закопать на месте, но близость к столице и физические данные перевесили чашу весов: всего пять дней пути, и Корин начнет приносить пользу Владыке и столице. Росту в нем было под два метра, крепкий, физически развитый, одним словом – Туша. Без перевеса в жирок или мускулы, огромная куча мяса и костей, а также гонора, глупости и злости. Желтые зубы, пухлые губы, маленькие, как у свиньи, черные глаза, которыми он тупо, но яростно смотрел на мир.

      Сам Корин, очевидно, в голове обрисовывал себе гораздо более радужное будущее, нежели представлялось Рикарду. Поэтому ненавидел и винил в своем положении