Умри вместо меня. Повести и рассказы. Марина Борисовна Тарасова

в природе курящие, пьющие птицы?

      – Опять заладил свое. Хорошенькая у меня будет жизнь! Спи на соломе, как арестантка.

      – Ладно, посетовала, и хватит, – уже надоели ее причитания.

      – Располагайся поудобнее и помалкивай.

      Я работал, совершенно забыв о времени, пока был свет, писал этюды к портрету, зажег лампу и все не мог остановиться, закончил, когда одеревенела рука, в девять часов.

      – Телевизор включишь? – присмиревшая Регина выглядела довольно жалко.

      Я вошел в клетку, положил пульт от моего Самсунга, обнял ее лохматую голову, дескать, ничего, подруга, прорвемся. Щелкнул замком (выпусти птичку на волю, фигли потом загонишь), взобрался по ступенькам к себе на верхотурье, прихватив пару бутербродов. Неудобно заправляться при ней, а наверху, в кабинете, я глотнул вискаря из бутылки, наспех перекусил. Нет, я не думал о сне, хоть и вымотался; загрунтовал новый холст, пробовал, вырабатывал свой мазок густой, косо летящий, вобравший оттенки от серо-голубого до бледно-лилового, такая получалась гамма. Мой неровный, многослойный мазок восходил к Врубелю, но тот застрял в Серебряном веке, а меня угораздило родиться на столетье позже.

      Внизу, в мастерской, приглушенно звучал телевизор, маялась в клетке Регина – свыклась ли, обжилась? Меня это не очень-то волновало, ведь все шло по плану.

      Как музыкант в плазме сотворяемой музыки, я вертелся на игле сна тропическим насекомым, дикарем в перьях ритуального танца, проспал часа три, а встал бодрым, захотелось размяться, оседлать тренажер, но я услышал внизу шум, клокочущий голос Регины и быстро сбежал по лестнице.

      – Выпусти меня отсюда, ублюдок? Садист! Посадил человека за решетку. Плевала я на твои деньги!

      Она сотрясала сетку, крепкие ячейки не поддавались, солома запуталась у нее в волосах. За ночь Регина спала с лица, заострился птичий нос.

      – Заведи бегемота себе и забавляйся. Я, что, животное, должна это делать в клетке?

      – Ты о гуано? А чем «пахнет в краю родном»? Мы же договорились.

      Я, конечно, ожидал взрыва, но готов к нему не был.

      – В конце концов, я тоже художник!

      Я ждал, когда Регина выпустит пар.

      – Мне нужны деньги, и ты на этом сыграл, – она отдышалась, присела на шаткую скамеечку.

      – Хрен с ней, с машиной, обойдусь, а на рамы, на краски займу, не впервой.

      Регина плакала, уткнувшись головой в колени.

      – Да успокойся ты. Все будет о, кей. Ремонт сделаем и рамы купим. Ты ничего не потратишь, твои деньги останутся нетронутыми.

      Она недоверчиво уставилась на меня.

      – Сколько же я в итоге получу? За твои эксперименты?

      – Договоримся, – уклончиво сказал я. В накладе не будешь.

      Кажется, замолчала.

      – Мне можно приступить к работе?

      – Курить зверски хочется. Хоть одну сигарету…

      – Потерпи. Так, глядишь, и бросишь. Нет худа без добра. Еще спасибо скажешь.

      – Ну и суров ты! Даже в психушке лучше. Там решетки только на окнах.

      – Как тебя занесло в психушку?

      – Как,