Волк пойдет покупать волка. Андрей Гоголев

свою мохнатую мать. Моя поэтесса вела о себе уютный бложок. На фотографиях мы улыбаемся, и объятия наши с виду полны сияющим счастьем. Обмануть фотографию можно, но божий день и прозрачный воздух обмануть нельзя. С нервов прибирался на книжной полке, упала на ногу “Крейцерова соната” Льва Николаевича Толстого. Русская литература показывает свой золотой ядовитый язык. Ходил тогда в одинокие прогулки, восхищался полынным полем, в невечерних троллейбусах видел девушек, привлекательный облик которых вызывал во мне мужескую дрожь. Если бы у желаний моего тела был пресс-секретарь, то он заявил бы о прекращении старой и о поиске новой любви. И как мне только могли нравиться такие плохие стихи?

      Знал ли я о готовящемся вооруженном нападении? И нет, и да. Объясню с конца, а вы, правоохранители, не теряйте азарта чтения! Нападайте на каждую мысль, скручивайте её, увозите в участок!

      Дети – это дети детей. Передо мной класс, где десяток из тринадцати непроходимо глупы, демотивированы, интеллектуально мертвы. Поговорим немного об этом десятке. Жизнь их учила ревновать и сплетничать (одиночество), лениться и ненавидеть (недолюбленность, недостаток похвалы), врать и замалчивать (потому что им врали и молчали о правде). Младенческая немота им – операционная система. Младенец только знает благоденствие и ужас, свет и тьму. Оттенки, сложности – находятся в ведении взрослых. В их арсенале нет объяснений, нет аргументов, есть одни только ощущения. Повзрослеть – значит пройти уроки, не только школьные, но и уроки жизни, опыты. Всякая трудность их не злит, она расстраивает, но не так чтобы сильно. Трудность их останавливает. Не могут прокарабкаться через пошлость, ограниченность, через повторячество, невежество и хамство. Какую картину собирает их маломощный рассудок в отношении образования? Картину ада. А школа, университет, работа – ады в аду, лабиринты в лабиринте. Они пережидают урок как плохую погоду. В гневной скуке они проводят часы и часы.

      Спросить их всерьёз – довольны ли они, ответят – нет. Хочешь исправить что-то? Ответ: отстаньте от меня, оставьте в покое, зачем вы меня обижаете?

      Всего на свете мало, всего не хватает – это убеждение что-то между клещом и семенем; укоренилось и сосет кровь. Видя приготовления к знаниям, толщину книги, количество стихотворных строк для наизустного чтения, они чувствуют страх и великую жалость к себе. Со слезами они умоляют не давать им заданий, мозг их сейчас же перетрудится, лопнет, перегорит. Страх и жалость умножаются на словарную нищету и становятся горемычным скулением существа, несущего себя в помойную яму. Никакой профилактикой, увещаниями нельзя с ними справиться. Родители их открыто говорят, что управляются дети только насилием. Кое-кто из родителей открыто просит лупить детей! “Пусть знает, кто главный, не позволяйте хамить, он у меня дома по струнке ходит, когда влетит ему!”. Учитель есть только поставщик услуг, более ничего.

      Голод загонит их туда, где могут трудиться и роботы. В толще