Лекарство от одиночества. Анель Сар

голос. Тоже, наверное, об их первой встрече в библиотеке. Заметив невысокую фигуру в приглушённом свете коридора, Кирилл тут же обратился к ней, словно заранее прокручивал в голове необходимую фразу:

      – Мы вроде договаривались, что не будем относиться друг к другу, как к надоедливым соседям. Ты захотела время для себя – пожалуйста, – он развёл руками, они коснулись стен и вернулись обратно. Со стороны это выглядело так, словно он пытался измерить ширину прохода. – Но к чему всё вот это?

      Скрестив руки на груди, Диана стояла возле высокого стебля авокадо. Вместе они смотрелись неплохо, но уж точно не лучше, чем ряд органайзеров на её столе. Интересно, тот компьютер и Диану отправит на заслуженный отдых? Всё же, все вещи в этом мире: и одушевлённые, и не очень, находятся в постоянной гонке – вечный круг автодрома – одни выходят в лидеры, другие заметно отстают, но никто не касается заветной финишной прямой. Никогда. Ее, как правило, и нет.

      – Что «это»? – Диана приподняла бровь, это, несомненно, придавало ее обычно бледному мягкому лицу суровый, фактурный вид.

      – Ныканье по квартирам, отключённый телефон. Мы ведь всего лишь взяли тайм-аут, а не завершили матч. Почему я… – Кирилл снова заглотнул воздух, как прохладительный напиток в сорокоградусную жару. – Почему, в самом деле, ты думаешь, что я должен носиться по всему городу, чтобы просто узнать, что у тебя все в порядке? Наверное, сидишь тут снова и думаешь…

      – Думаю что? – она расцепила руки и вскинула ими вверх. – Какая я бедная и несчастная? Что в этом мире меня никто не понимает? – Ее вопросы не заканчивались. Я впервые её видел в таком гневе. Накипело, видимо.

      – Никто, кроме твоего Хемингуэя разве что. – Вот теперь Кирилл был действительно раздражён. Зол даже. – Эгоистка ты чертова, вот кто! – Мария-Антуанетта громко ахнула. При одном взгляде на неё казалось, что она вот-вот выдаст что-то дикое. «Следите за языком, молодые люди», например… Нариман и его невеста переглянулись, затем посмотрели на меня. Образовавшаяся на секунду тишина тут же треснула под Кирилловым: – Ты думаешь только о себе. Да даже не о себе, а о несправедливости, которая на тебя свалилась!

      – Вот значит как? – голос Дианы звучал так, словно её обвиняли во всех смертных грехах. – Все это время ты думал, что я сижу и лелею себя, как второсортный лирицист из романов нулевых? Так, что-ли? Сейчас соберусь и открою свой литературный клуб.

      – А это не так по-твоему? Просыпаешься – нет настроения, весь день ходишь из угла в угол, как пришибленная. Засыпаешь – тоже кислая.

      Диана громко и возмущенно затянула в легкие воздух, тот засвистел.

      – Неотесанное, грубое бревно! – гаркнула она, избивая Кирилла каждым словом. – Ненавижу!

      Я видел как Кирилл тычет то себе в грудь, то в сторону Дианы, прорисовывая нить и связывая их своим указательным пальцем; как вторая вытирает неустанно мокнущие глаза и то и дело уворачивается от обвинений. Они слишком часто сглаживали углы. Если быть с ними знакомым, а я как раз был, то можно