Драма на трех страницах. Ю_ШУТОВА

тот свет торопиться не хочу. Понадоблюсь, так и отправят за мной старуху с косой. Подождет меня там и муженек, может, соскучится пуще, – говорила она с улыбкой соседке, которая иногда забегала к ней новости рассказать. – Пожить еще хочу. На кого ж я мою Софочку оставлю? Как ей без меня-то?

      Прикипела Маня душой к Софе, жить без нее не могла. Ей сны рассказывала, песни пела, душу открывала. Стала Софа ей и подружкой, и заботушкой.

      Чаще старушку теперь можно было видеть на лугу, за задами огородов вместе с козой, которая мирно паслась, поедая свежую траву, а баба Маня и тут себе дело находила: собирала целебные травы, землянику рвала и лесную клубнику – любимую ягоду ее покойного супруга, веники вязала, иногда тихонько напевала песни, что пелись когда-то за их хлебосольным столом.

      Коза то слушала внимательно хозяйку, то бекала своим протяжным «бе-е-е», желая поддержать ту в этом порыве.

      Привыкла баба Маня к козе. Хлопот и забот прибавилось, зато все свое: и молочко, и творожок, и сырок. Есть ей теперь с кем словом обмолвиться, кому про жизнь рассказать, на здоровье пороптать, есть на кого и прикрикнуть.

      Купила свое сокровище она случайно. Пожалела козу, можно сказать, не дала пропасть. Бывшая хозяйка Софы обезножила, ходить перестала, а козу-то пасти надо. Людей не напроситься, а самой – не управиться. Живая ж скотинка, ей уход и забота нужны.

      – Напиши, Маня, объявление да расклей по деревне на столбах. У магазина, у почты, на остановке можно. Пропиши там, что коза моя Манька продается, – вытирая слезы со щек своими натруженными руками, говорила соседка Сорочиха. – Жалко мне ее, а ходить совсем не могу. Чего ж над ней-то издеваться, продавать надо.

      Подумала Мария и решила, что Маньку она себе заберет.

      – Знаешь что, подруга, – сказала женщина соседке, – забрать-то заберу, только две Маньки на одном дворе – перебор вроде!

      – Я ее Софой назову, – сказала она. – Подружка у меня в молодости была. Ох и бедовая! Упрямая, твердолобая, настырная и противная. Вылитая Манька твоя!

      – Да хоть горшком назови! Теперь она твоя собственность, – ответила Сорочиха.

      – Ну, козья морда, идем, Софа! – позвала Мария козу.

      Коза Манька, услышав новое имя, навострила уши, уставила свои огромные навыкате зеленые глазищи на новую хозяйку и понять ничего не может: ее или кого другого зовут? Бекнула, мекнула, озираясь по сторонам, покрутила головой и, не переставая жевать, перебирая ножками, двинулась в сторону своего нового необжитого сарая во двор Марии.

      – Софа, ешь капусту! Сама бы ела, да зубов уже нет, – говорила Мария, протягивая козе зеленые сочные листья, гладя её по пушистым бокам.

      – Софа, непоседа окаянная! Куда тебя черти несут? Пасись здесь! – говорила баба Маня, удерживая козу на веревке.

      В минуты отдыха присаживалась Мария спиною к шероховатому стволу молодой березки, вытягивала ноги и, закрывая глаза, вспоминала жизнь свою, будто перелистывала старый альбом с пожелтевшими