Татуировка птицы. Дунья Михаиль

глаза, накинул ей на шею косу инжира.

      – Угадай, что это!

      Роля ощупала подарок, не подглядывая.

      – Не знаю, дядя!

      Она распахнула глаза.

      – Можешь съесть эти бусы.

      – Все или одну ягодку? – спросила девочка.

      К ним подошла Сана.

      – По одной, по одной, деточка!

      Элиасу же она шепнула:

      – Спорим, через полчаса ничего не останется?

      Сана переехала из Синджара в Мосул в девяносто пятом, когда ее муж, Карим, получил место в регистрационном департаменте Университета Мосула. Спустя год за ними перебрались Элиас с женой. Ее семья была из Мосула, а Элиас был свободен в передвижениях, ведь он работал из дома и работа была сдельная. Каждый раз, когда он вспоминал, как умирала жена, еще кормящая малыша, на его глазах проступали слезы. Она пожаловалась, что покалывает сердце, потом проговорила, что должно через минуту-другую пройти, и испустила дух, а малыш заревел у нее на руках, словно поняв, что произошло.

      Сейчас он нес Яхью на руках домой. Они жили недалеко, через две улицы. Войдя в дом, Элиас положил сына в кроватку, прилег рядом на свою постель и тут же мысленно перенесся в Халики. Вспомнив Элин, он расплылся в улыбке.

      На рассвете Элиаса разбудил плач Яхьи, и он бросился разводить ему молочную смесь, отметив про себя ту странность, что сразу, как вскочил от детского крика, первая мысль его была об Элин. Он поил ребенка и продолжал думать о ней. Ему хотелось повторить их пеший переход, даже если вокруг будут ползать змеи. Попозже он сходит на рынок и присмотрит подарок для ее семьи. Сначала он думал купить сладости, чтобы Элин тоже попробовала, но отказался от этой идеи. Съест и забудет. А он хотел, чтобы подарок всегда напоминал ей о нем. Но что именно преподнести, Элиас не мог придумать.

      Выбирая подарок, Элиас с Яхьей на плечах провел на рынке «Ас-Сара́й» несколько часов. Было жарко, но высокие потолочные перекрытия рынка, украшенные резьбой, защищали покупателей от солнца. Он бродил по галереям туда-сюда, пока не присел отдохнуть в кафетерии «Аль-Хадба́», который славился своим рецептом гранатового сока с толчеными орешками. Постукивая по стеклянному стакану ложкой, перед их столиком проплыл официант. Яхья прыснул от смеха, официант обернулся и направился к ним. Малыш заливался смехом, а он продолжал звенеть ложкой и качать головой. Элиас попросил чаю для себя и гранатового сока для ребенка.

      – Кроха! Что тебе принести? – умилялся официант. – Крохотулечка!

      Из радио раздался голос На́зема аль-Газа́ли[17]. И прежде чем закончилась его песня «О черноокая!», Элиас поднялся и, схватив ребенка на руки, засобирался. Он оплатил счет и поспешно вышел, уже зная, что купить. Элиас покинул рынок и нырнул в переулок, который привел его к лавке Джаббара под вывеской «Новая и подержанная техника». Из лавки лилась одна из песен Назима аль-Газали. Хозяин, и это было известно всем, являлся его большим поклонником и ничего другого слушать просто не желал. С правой стороны от входа стоял огромный старый расписанный узорами радиоприемник не меньше метра шириной, а рядом с ним такие же большие

17

Назем аль-Газали – популярнейший иракский певец середины прошлого века.