Вода и грёзы. Опыт о воображении материи. Гастон Башляр

чистый водоем.

      «Плоское углубленное пространство для купания».

      Zum Bade flach vertieften Raum

      Итак, кажется, что природа создала нечто вроде склепов, чтобы скрыть купальщиц. И в поэме тотчас же, в соответствии с законом воображения вод, полое и наполненное свежестью пространство заполняется его обитательницами. И вот вторая картина:

      В нем, отражаемая влагой,

      Стоит и плавает ватага

      Купальщиц, царственных собой.

      Они разбрасывают брызги,

      И слышны плеск, и смех, и взвизги

      Веселой битвы водяной.

      Тут желание сгущается, становится явственным, интериоризируется. Теперь это не просто зрелище, радующее глаз. Развертывается образ тотальный и живой:

      Достаточно мила картина.

      Зачем же я ее покину?

      Но ненасытен взор живой

      И рвется дальше под защиту

      Кустарника, в котором скрыта

      Царица за густой листвой.

      И грезовидец действительно созерцает то, что прячется; из реального он творит тайну. Итак, вскоре появятся «скрытые» образы. Теперь мы – у самого ядра фантазма. Хорошо скрытое ядро вот-вот начнет стремительно расщепляться; вокруг него будут скапливаться далекие образы. И вот – сначала лебеди, потом Лебедь:

      Вдруг, о прелесть! Горделиво

      Лебеди плывут, залива

      Ясности не всколыхнув.

      Их скольженье – нежно, плавно.

      И у каждого державны

      Шея, голова и клюв.

      Но один, всю эту стаю

      Смелостью опережая,

      Круто выгибает грудь.

      Шумно раздувает перья

      И к святилища преддверью

      Прямо пролагает путь[83].

      Гёте поставил в надлежащих местах многоточия, столь редкие в классической немецкой литературе (стихи 7300 и 7306. Издание Германа Болау, Веймар, 1888). Как часто и бывает, многоточия «психоанализируют» текст. Они намекают на то, что не должно быть сказано ясно. Мы позволили себе убрать из перевода Порша многочисленные многоточия, каковых нет в немецком тексте и которые были добавлены, чтобы передать неопределенность; ему, однако, не хватает искренности и подлинности, особенно если сравнить эти места с теми неясными местами, которые требуют психоанализа.

      Впрочем, любому, кто получил хотя бы мало-мальскую подготовку в области психоанализа, нетрудно уловить в этом последнем образе лебедя мужские черты. Как и все архетипы, действующие в подсознании, лебедь ассоциируется с образом гермафродита. При созерцании светящихся вод лебедь – женского пола; в действии он – мужского пола. Для бессознательного всякое действие есть половой акт. Для бессознательного не существует ничего, кроме половых актов. Образ, наталкивающий на мысль о коитусе, должен эволюционировать в подсознании от своего женского «полюса» к мужскому.

      Итак, эта страница второй части «Фауста» дает нам хороший пример того, что мы будем впредь называть полным образом, или, скорее, полностью динамизированным образом. Иногда

83

Гёте И. В. Фауст. Пер. Б. Пастернака. Ч. 2. Акт II, с. 282–283. Башляр цитирует прозаический перевод Порша (Goethe I. W. Faust. 2e parti. Acte II. Trad. Porchat, p. 342.). – Прим. пер.