Ледыш и Недотрога. Ольга Коротаева

застывшую маску на лице брюнета стоило штуки баксов, которую я выложила за эту толстовку?

      Когда я отказалась стереть аэрографию с бака (как он себе это представляет?!), этот смазливый козёл вырвал у меня из пальцев баллончик. Я ещё не успела ничего предпринять, как он полоснул краской по моей одежде, стремительно вырисовывая пятиконечную звезду.

      – Эй! – возмутилась я.

      – Пусть все знают, с кем имеют дело, – дёрнув уголком твёрдых, чётко очерченных губ, повторил он мои слова и обрисовал звезду кругом.

      – Ведьма, – довольно хмыкнул дружок этого смертника. – Лол!

      – Ты!.. – со злостью выдохнула я, стягивая с головы капюшон. – Действительно козёл! Внезапно выскочил перед моим такси, и теперь у меня из-за тебя это!

      Подняла чёлку, показывая шишку. Минотавр хохотнул, пальцем показывая на меня. А брюнет лишь выгнул бровь.

      – И это всё?

      Он потянулся, намереваясь прикоснуться ко мне, но я отбила его руку.

      – Не трогай! Ты вообще соображаешь, что делаешь? Ещё повезло, что у водителя реакция хорошая, а то лежал бы сейчас под колёсами в остатках своего хрустика и проветривал свои внутренности!

      – Не лежал бы, – отмахнулся он. – У меня тоже реакция отменная. А вот у тебя с этим явно проблемы. Ты бы вместо того, чтобы художественные способности показывать, в больницу бы обратилась. Вдруг тяга к изображению рогатых на баках чужих мотоциклов у тебя из-за сотрясения?

      – Да у этой недотроги и мозга-то нет, – поддакнул Минотавр и хмыкнул. – Кек!

      – Ошибаешься, – сухо сказала я и, с силой отпихнув окольцованного, стремительно направилась к институту. – Что толку с этими неандертальцами разговаривать?

      Во мне бурлили эмоции, они грозили, подобно вулкану, прорваться наружу и разнести всё живое, но я сдерживалась. Потому что понимала, что на самом деле злюсь на отца, который не сумел защитить нашу привычную жизнь, на маму, которая послушно отправилась в Мухосранск, и на себя за трусость. У меня не хватило смелости заявить о своей самостоятельности и уйти от родителей.

      А этот козёл с глазами нежной лани и окольцованным другом просто под руку подвернулись. Ну и…

      Я остановилась у обшарпанных дверей в аудиторию, где вот-вот должна начаться моя первая лекция, дотронулась до лба и зашипела от боли. Девушки, что стайкой застыли у окна, рассматривали меня с головы до ног и, закрывая рты ладонями, перешёптывались.

      Пусть. Я сделала вид, что пентаграмма на моей груди – дизайнерский ход и, высоко подняв голову, вошла в заполненную светом аудиторию. За спиной стало оживлённо, раздались девичьи восторженные голоса:

      – Ледыш! Смотрите… Какой же он сасный!

      Оглянуться и понять причину я не успела, потому что в этот момент высокая и чрезмерно худая женщина лет пятидесяти вцепилась в мою руку.

      – Ты же Коршева, да?

      Я кивнула, пытаясь высвободить свою многострадальную конечность из её цепких, как лапы коршуна, пальцев. Но женщина вдруг потащила меня к кафедре, заметив на ходу:

      – Стильный лук! Сразу видно, что ты из столицы…

      Заставив