Параллели. Часть первая. Сергей Григорьевич Никоненко

в том числе в окружении, из которых все труднее было выходить. Теряли людей, испытывали нехватку в пище. Однако казачьи подразделения армии отличались стойкостью и надежностью, сказывалась многолетняя выучка и вскормленное с молоком матери понятие казачьей чести. Иван воевал доблестно и твердо, имел награды за отвагу от верховного, однако эта братоубийственная война угнетала все больше и больше. По армии поползли слухи о красном терроре, которому подвергались, в том числе, близкие родственники членов белого движения, эти слухи часто обрастали самыми ужасными подробностями. Иван переживал за близких. Армия верховного несла поражение за поражением, казалось, уже нет сил отразить натиск наступающей Красной армии. Враги были повсюду, не единожды в тылу вспыхивали восстания и бунты крестьян и рабочих. Это действовало на воюющих особенно угнетающе. Казалось, сама земля уходит из-под ног. При отступлении с Омска – столицы, по сути, на тот период белой России – конный эскадрон Ивана попал под удачно замаскированный огонь пулеметных расчетов и артиллерии красных. Уцелели немногие.

      Находясь в плену, в бараке, Иван долго размышлял об этой войне, ее целесообразности, значимости для России и ее будущего, рядом находились подчинённые, которых он вел в бой, по его воле они сейчас здесь и, скорее всего, их участь незавидная. Его взгляд часто устремлялся в прошлое, выискивая там ответы на настоящее и ища дорогу в будущее. Потом бесконечные допросы с пристрастием, упадок сил и стремлений к жизни, то хотелось, чтобы быстрее все закончилось. То, напротив, охватывала злость и жгучее стремление вырваться из плена и мстить, мстить, мстить!

      Так продолжалось около недели. Пропагандисты, беседующие с пленными, всячески старались склонить последних на сторону большевиков, призывали бороться за справедливость, равенство и братство, против угнетения и за светлое будущее родины нашей, России. Если это не помогало, людей попросту расстреливали. Их расстреливали и с этой, и с той стороны, их вели за собой лидеры, преследующие свои собственные, понятные только им цели, которые щедро, словно охапку дров, подкидывали в топку этого разогнавшегося локомотива расходный материал – собственный народ – ради такой высокой идеи с той или иной стороны. И всему было объяснение, всему оправдание, всему причина, каково, думал Иван, как ловко-то!

      В начале второй недели в барак вошел военный человек в кожаной куртке со скрипом в сапогах и уверенной походкой. Он медленно продвигался по бараку, стараясь внимательно всмотреться в лица пленных, проходя мимо Ивана, военный задержался, покачал головой и, не окончив начатый осмотр, спешно вышел вон. Что-то очень знакомое в нем показалось Ивану, но свет бил в лицо, за спиной вошедшего было солнце, и Ивану не удалось его рассмотреть. Через некое время Ивана вызвали на допрос. Он уже не боялся этих жестоких процедур, они были данностью, и от них некуда было деться. Войдя в комнату допросов,