распаду и расчленению, охотников к тому великое множество. Михай спросил его, почему же столько карательных операций проводят белогвардейцы против несогласных крестьян. Почему на стороне Колчака столько чужих, охочих до Российской земли. На севере англичане, на востоке японцы, даже в Сибири французы, чехи, кого только нет. Неужели они пекутся о нашей России? Интервентов столько, что диву даешься. Кого они хотят обмануть, они радеют за русскую землю? А Колчак, он на какие деньги воюет, и чем будет расплачиваться? И неужели Иван надеется, что именно они – белое движение – будут управлять Россией? Ивану и самому не нравились в принципе карательные операции против собственного народа, но он находил им оправдание в велении военного времени. А вот противопоставить что-либо иностранной интервенции и ее целям он не смог. Получалось, что красные как бы за Россию, а они против?! Он не мог не видеть того, что многие офицеры, вплоть до высших, стали переходить на сторону красных, и несли с собой богатейший боевой опыт. Что ими двигало, думал Иван и верную ли сторону я выбрал? Тогда Иван задал вопрос Михаю о том, что красноармейцы не прислушиваются и к священникам, на что Михай парировал ему ответом, что священники в массе своей перестали видеть бедственное положение народа, его проблемы часто остаются незамеченными, а призывы к бесконечному терпению часто не касаются их самих. Они не выходят на заступничество, даже если видят несправедливость властей или конкретных людей, облеченных властью. И народ перестает им верить. Война, в которую втянули Россию, одним позволяет наживаться, а других гонит на убой и сиротит семьи. И хотя Иван каждому доводу Михая находил контраргументы, но и не мог не видеть голой правды.
Иван и сам считал, что России эта война была не нужна, видел то, что внутреннее противостояние русского народа на руку только его врагам. Он не был согласен с гражданской войной, был глубоко убежден в том, что в ее пламени погибнут лучшие представители этого народа, а уцелеют лишь те, кто так искусно могут менять свой окрас в зависимости от окружающей среды. Время хамелеонов, приспособленцев, и всякой, всякой непоследовательности. Тогда он смотрел на Михая и понимал, он не отступит, погибнет, но не сдастся, как тогда на рыбалке. Михай, Михай, думал Иван, как же быть, оставить – погибнешь, что трибунал, его решение – только видимость порядка. На самом деле это тупая машина убийства. Что ей человеческая жизнь? Лишь один из множества эпизодов, и только! Тогда он думал, как спасти друга, как ему помочь? Наверное поняв, о чем он думает, Михай сказал, как будто освобождая совесть Ивана:
– Ты ничего не думай, иди, служи, не рискуй, вдруг ничего не выйдет, погубишь и себя, оба в итоге сгинем, а так-то, глядишь, хоть ты уцелеешь. – И после минутной паузы добавил: – моим, если че, помоги, и буде, прощай.
Вернувшись в расположение своего отряда, Иван никак не мог уснуть, перебирал разные планы
