Уиронда. Другая темнота. Луиджи Музолино

или шести, но возраст не имел значения, потому что, глядя на него, становилось понятно – это не обычный ребенок.

      Не живой ребенок.

      Его лицо, точнее, то, что от него осталось, было повернуто к объективу, словно он хотел попасть в кадр, как маленькая звезда театра абсурда. Разорванная в некоторых местах кожа головы с копной темных локонов обнажала пучки мышц и кости черепа. Глаз не было. Вместо них в орбитах тонули две гнилые сливы, в которых при голубоватом свете камеры Этторе разглядел лишь пустоту и голод. Маленький вздутый живот, тонкие ножки-палочки, кривые мягкие ручки, вцепившиеся в трубы.

      Кожа дряблая, как у утопленников.

      Мокрая от воды.

      Голова немного наклонена набок – так иногда делают собаки, когда не понимают, что происходит. Во рту, слишком большом для такого маленького существа, виднелись сотни крошечных острых зубов.

      Рыбьих зубов.

      Этторе затошнило, он сглотнул. И услышал, как что-то ползет справа от него, со зловещим тихим скрежетом и шелестом разрываемого бумажного конверта.

      Но эти шорохи тут же заглушил другой звук. Который заставил всех троих сбиться в кучку, словно испуганных детей, оказавшихся в пещере.

      Хохот. Смех маленького ребенка. Абсолютно счастливый, но совершенно неживой, сиплый и захлебывающийся, он напоминал бульканье морской воды в горле и создавал ощущение угрозы, неминуемой физической расправы.

      Первым заговорил Джанни. Его трясло:

      – Что это за чертовщина? Где Айеби? Айеби!

      Оператора было не так-то просто напугать. Он успел поработать в Косово и Афганистане, а начинал со съемок дорожно-транспортных происшествий. Услышав его дрожащий голос, Этторе вышел из оцепенения.

      Оторвал взгляд от камеры и увидел, как за колонной что-то шевелится. Взрывы смеха повторялись снова и снова, доносясь из разных углов комнаты. Сначала слева, потом справа, с потолка, из бокового коридора и, наконец, откуда-то издалека – из кромешной тьмы.

      Поретти не выдержал и рванул к выходу, шепча бессвязные проклятия.

      Этторе посмотрел на коллегу в поисках совета, но тот лишь засыпал его вопросами.

      – Ты видел? Ты тоже это видел? Что это было? Что? Что, черт возьми, происходит здесь, в подвалах?

      – Не знаю, Джанни. Не… Но надо уходить. Пошли! Давай убираться отсюда. К выходу!

      Пока они бежали к двери, Этторе заметил существо, которое быстро ползло по стене, как толстая сколопендра-альбинос. Подвал и пространство под потолком наполнилось враждебными звуками. Коготки

      тик-тик-свисккк

      скребли по бетонным стенам, а маленькие существа с забитыми водой легкими что-то высасывали и вздыхали.

      Камеру трясло, тени, собираясь в шеренги, атаковали яркое, искусственное кольцо света, которое оставалось для беглецов единственной – и слабой – защитой от страха.

      Добравшись до лестницы, они наткнулись на Поретти. Этторе был насквозь мокрым, словно пробежал марафон. Джанни тяжело дышал, открыв рот.

      По прачечной разносились