Не суди по оперению. Зои Брисби

напасть.

      – Я могу вам чем-то помочь, молодой человек?

      Наркоман, казалось, удивился. Она вывела его из оцепенения. Он сказал ей что-то, что она не поняла, так как окно было закрыто. Она жестом показала ему, что окно надо открыть, покрутив рукой, как это делают люди, ездившие в машине до того, как появилась автоматическое управление стеклами. Возможно, парень ее не поймет. Но нет, он нажал на какую-то кнопку, и стекло стало опускаться.

      – Я жду одного человека.

      – Я тоже.

      – Ах вот как?

      – Ну да. И нечего так удивляться. Это оскорбительно. Если мне шестьдесят лет, это не значит, что мне не с кем пообщаться.

      Алекс поднял брови. Она продолжила:

      – Ну ладно, семьдесят.

      Он скорчил полную сомнения мину, а затем оглядел ее с ног до головы.

      – Ну, возможно, восемьдесят.

      Он промолчал.

      – Окей, восемьдесят с небольшим. Но в глубине души я чувствую себя молодой, как в пятьдесят.

      – Мне казалось, что люди… э-э-э… среднего возраста должны сообщать о нем с гордостью.

      – Ну, разумеется. И я вот-вот приглашу «Книгу рекордов Гиннеса» удостовериться, до какой степени я стара.

      Повисла неловкая пауза, которую старая дама решила прервать. Ей никогда не нравились такие паузы.

      – Не выношу, когда люди опаздывают.

      – Точность – вежливость королей.

      – Ну и кто же из нас старый?

      – Почему вы так говорите?

      – Потому что я не слышала этого выражения с того момента, как Рузвельт его произнес во время Ялтинской конференции.

      – Вы слишком молоды, чтобы присутствовать на Ялтинской конференции.

      Щеки дамы покраснели.

      – О, как это мило!

      – Ведь если вам девяносто лет, это значит, что вы родились примерно… в 1926 году. Значит, в 1945, когда проходила Ялтинская конференция, вам не было и двадцати.

      Максин была поражена рассудительностью молодого человека. Судя по всему, наркотики разрушили еще не все нейронные связи. Хорошая новость, так у нее больше шансов сделать из него отличного врача.

      – Я сказала восемьдесят с небольшим. После определенного момента считать перестаешь. А дни рождения больше похожи на обратный отсчет, чем на праздник. Впрочем, в доме престарелых пироги становятся редкостью. Их скорее принимаешь за розыгрыш старухи с косой, намекающий, что скоро она придет и за тобой. Вот уж кто любит полакомиться. Но вы правы. Кое-кому из стариков все еще нравится справлять день рождения. Им кажется, что они супергерои. Я правда никогда не видела, чтобы супермен терял вставную челюсть и носил подгузники лучше, чем Марти Шубертс.

      – А кто такой Марти Шубертс?

      – Мой сосед по комнате. И могу вам сказать, что это не слишком приятно видеть… как, впрочем, и нюхать. Вот поэтому-то я и не люблю дом престарелых, там одни старики. Это угнетает. Я всегда плохо ладила со стариками.

      – И вообще, вы же молоды, как в шестьдесят.

      – В пятьдесят! Ну, вы меня поняли.

      Они улыбнулись