Быть русским. Валерий Байдин

по местному времени. Через четверть часа я помахал у выхода улыбчивым московским стюардессам:

      – Счастливо!

      И шагнул за борт, в неизвестность.

      Ручеёк русской жизни быстро скудел – в узком русле длиннющего эскалатора, за поворотами стеклянных коридоров, в разноязыком, разноцветном море людей, снующих в дорогой голливудской массовке. Паспортный контроль, багаж, скучающие таможенники, выход в город и…

      – Валери! – меня окликнули из толпы встречающих.

      Я обернулся и протиснулся к друзьям:

      – Невероятно! Вы… Париж… – мы обнялись с Брижит, – как я рад!

      – И мы! Мы так тебя ждали!

      – Наконец-то! – Филипп стиснул мою ладонь и произнёс голосом частного детектива: – Значит, сумел обмануть КГБ.

      – Кажется, удалось, хотя… – шепнул я в ответ и под общий смех принялся тревожно озираться по сторонам.

      Мозг заполнил веселящий воздух, вокруг мелькали вспышки незнакомой жизни: африканская скороговорка, детский плач, тележки с чемоданами, строгие джентльмены, полицейские, реклама дешёвых чудес. Я шёл в толпе и чужим голосом говорил по-французски. Жара, полусон-полуявь. Мы поднялись в лифте на стоянку. Поместились в маленький, почти жестяной автомобиль, незаметно, за разговором подъехали к автомагистрали и сходу рванулись в бешеную гонку. Меня понесло ещё дальше в неведомый мир.

      После знакомства на волжском теплоходе «Константин Симонов» в октябре прошлого года и расставания, Брижит прислала несколько милых, утешительных писем. «Не волнуйся и не падай духом, мы с тобой…» В ответ я честно признавался, что в России люди живут, стиснув зубы, не хватает еды и самых простых вещей. И как всегда, непонятно, ждёт ли нас пытка такой жизнью или помилование. А над головой кружат и с безупречным французским произношением каркают московские вороны…

      От рёва мотора наши голоса стихли. Я отдался судьбе и погрузился в кинофильм. Справа летела обочина, россыпи пригородных домов в клочьях тёмной зелени, слева на немыслимой скорости мчались встречные машины. После московской задумчивой, задушевной, неторопливой спешки ошеломила стремительная чужая жизнь.

      Мы свернули по петле дорожной развязки, снизу красно-белыми огнями стрельнула по глазам магистраль, сбоку в уличной ложбине показалось зарево огромного города.

      – Ну, вот и Париж! – не отрываясь от руля, воскликнула Брижит. – Ты рад?

      – Что за вопрос? Восхищён! Точнее, предвосхищён! Если так можно сказать.

      Филипп обернулся с переднего сиденья, увидел мои неистово бегающие глаза и усмехнулся:

      – Предвосхищён. Забавно звучит.

      Я упивался собственным восторгом, ловил многоцветные огни вывесок, прямоугольники ярких витрин, фонари в ореолах светящихся листьев, столики кафе и театральную пантомиму людей, погружённых в праздную жизнь. У светофора Брижит затормозила:

      – Ты хочешь поехать домой ужинать или сначала увидеть весь Париж?

      – Весь Париж? Сразу?

      – Да-да! Ночью, это потрясающе.

      – Конечно! – я тут же забыл о голоде.

      Машина свернула с бульвара, поползла вверх по темноватым улочкам, притормозила и медленно втиснулась в свободный угол на парковке.

      – Гениально! Сразу место нашли, – Филипп вышел из машины.

      – Повезло. Значит Париж тебя признал и пригласил на себя посмотреть, – рассмеялась Брижит. – Не со всеми он так гостеприимен. Вот! Мы на Монмартре!

      Я озирался по сторонам, считал свои первые шаги по великому городу. Мои спутники чуть ли не за руки тащили меня вперёд:

      – Идём-идём! Это всё неважно! Сейчас увидишь главное!

      Через несколько минут я оказался у железных перил перед длиннющим лестничным спуском:

      – А теперь смотри!

      Над чёрной кромкой горизонта выцветший закат чуть подсвечивал облака, а ниже сияло и переливалось немыслимое скопище драгоценностей. Конечно, их собрали со всего мира, засыпали крыши домов, купола церквей, башни, улицы, площади.

      – Боже мой! – прошептал я. – Как это чудо… появилось?

      Брижит рассмеялась:

      – Сами удивляемся.

      – Постепенно, за две тысячи лет, – Филипп лукаво прищурился.

      Хотелось вдохнуть светящийся праздничный воздух, задышать жизнью, придуманной для всеобщего блаженства. Я лишь вздохнул. Невозможно. Неизвестность сладостна только в юности, когда не боишься потеряться и всё начинаешь с нуля. А теперь мне есть, что терять. Мои спутники молчали, понимающе поглядывали в мою сторону. Наконец, Брижит осторожно спросила:

      – Ну что, поехали ужинать?

      – Нет, лучше до утра здесь остаться! – я закинул голову к небу. – Увидеть Париж и… не умереть!

      – Именно. Жить лучше, чем умирать. В Париже это неплохо получается. Считай, ты правильно начал, – Филипп, посмеиваясь, манил меня к машине. – Поехали, теперь я за рулём.

      Чемодан на пятый этаж без лифта я