Лекции о Достоевском. А. Н. Павленко

– он точно также полагал «минусом» и «несостоявшимся»? Заметим, сам П.Я. Чаадаев ничего не создал, но постоянно брюзжал о «пустоте» культуры в России. Но как мог такое написать современник А.В. Суворова, Ф.Ф. Ушакова, В.А. Жуковского, А.С. Пушкина, Н.И. Лобачевского, М.И. Глинки и многих, многих других? Это в моей голове просто не укладывается.

      Приведем здесь показательный пример, чтобы не казаться голословными. Возьмем 1-е письмо из его «философических писем». Чаадаев пишет: «…что бы там не говорили, мы составляем пробел в порядке разумного существования».7

      Поразительный факт, к которому в этих «Лекциях» я ещё не раз буду возвращаться – А.С. Пушкин, а в особенности Ф.М. Достоевский, часто выводили в образах описываемых ими героев своих современников. Вот так и с Чаадаевым. Пушкин писал: «Второй Чаадаев, мой Евгений». В 1821 году Иван Якушин принимает Чаадаева в тайное общество – масонов. В 1828–30 г. публикуются его первые семь «философических писем».

      У А.С. Пушкина мы находим такую реакцию на чаадаевские «сетования»:

      « Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с этим согласиться. <…> разве не находите вы что-то значительное в теперешнем положении России, что-то такое, что поразит будущего историка?».8

      Чаадаев, словно отвечая Пушкину и упорствуя в своём самоутверждении национального нигилизма, т.е. самоутверждении собственной «пустоты», резонирует:

      «…если мы обладаем некоторыми достоинствами народов молодых и здоровых, то мы не имеем ни одного, отличающего народы зрелые и высококультурные».

      Мы специально привели слова Чаадаева, чтобы намеренно усилить впечатление от той ситуации и обстановки, в которой пробивала себе дорогу мысль русская.

      Очевидно, что в общественно-политической сфере это граничило с болезнью, которую позднее – во второй половине 19 в. – опишет Н.Я. Данилевский, дав ей ёмкое определение и назвав её «европейничанием».

      В чём же причина этой болезни? Ответ поразительно прост: в существовании рядом с Россией очень мощного «культурно-исторического типа» – Европейского (романо-германского).

      Как же существование этого типа отразилось на становлении философии в России? В абсолютном большинстве случаев русские мыслители (философы) оказывались под мощным влиянием философов европейских. Легко привести примеры. В 19 в. властителями дум становятся Фихте, Гегель, Шеллинг. Они оказывают влияние на Соловьёва В.С., Л.М. Лопатина и на многих до и после них.9

      Что же оставалось этой философской мысли – понятой именно как самодвижение мысли в понятиях – в условиях, с одной стороны, господства религиозной философии, а с другой стороны, в окружении интеллектуальной немощи, бесплодности и национального нигилизма чаадаевского типа?

      Ответ прост: оригинальная философская и историческая мысль, притесняемая в публичном пространстве эпигонами западного «направления», типа П.Я. Чаадаева и Т.Н. Грановского, выведенного, позднее, Ф.М. Достоевским

7

Чаадаев П.Я. Сочинения, М. Прогресс., 1989 г., с.26

8

Пушкин А.С. Полное собрание сочинений, в 16-ти томах, М.Л. 1941 , Т. 14,с.431

9

Показательный пример уже века 20-го – влияние постмодернизма и коммуникативной программы. Но, при всём при этом, аналитическая традиция распространения не получает.