Три рубля на светлый день. Кирилл Плетнер

, там сразу было про блядей.

      Стали разбираться, и выяснилось, что это не про блядей, а про то, как папа подростком был в банде. И они с главарем, семнадцатилетним одноруким Леней, устроили перестрелку в Ташкенте на вокзале с военным патрулем. Папа кричал патрулю, отстреливаясь из пистолета ТТ: «Мы вас, блядей, в окрошку посечем!»

      Фуф, хорошо, что не про блядей.

      Папа – коллекционер случайного

      Открытки

      Папа ушел из семьи, когда я учился в первом классе. Он уехал в Москву, приезжал редко, на дни рождения присылал открытки или телеграммы.

      «С днем рождения, сынок!

      Желаю тебе быть успешнее и удачливее своего отца, – писал он. – Пусть в твоей жизни будет хорошее, а плохое мы отметем, по крайней мере, постараемся.

      Совершенно не знаю, что ты за человек.

      Ты никогда не отвечаешь.

      Не считаешь нужным?

      Не уважаешь своего отца?

      Так и напиши. Я не обижусь. Значит, заслужил».

      На это письмо я тоже не ответил. Я положил открытку в коробку из-под зефира, куда складывал все его письма.

      С интересом разглядывая рисунки на открытках, разбирая завитушки трудного отцовского почерка, я думал, что они такие же вьющиеся, как и его светлые волосы.

      Папа, вроде бы, писатель.

      – За славой поехал в Москву, – сказала мать, – пусть катится. Она говорило об отце редко, кратко и плохо.

      – Однажды летом мы приехали на Украину к бабушке и шли по полю подсолнухов, – рассказывала она. – И Плетнер – мама всегда называет отца по фамилии, поэтому мне долго не нравилась моя фамилия, – нес двухлетнего Вовку на руках. И его вдруг укусила за палец оса, и он – раз! – и уронил Вову на землю. Больно ему вдруг стало! – на лице у мамы было презрение.

      Под влиянием маминых реплик, ее коротких рассказов у меня вырисовывался образ отца-негодяя. Но было кое-что, что заставляло меня сомневаться в маминых словах.

      Я знал: мой отец не такой, как все. Ни у кого в моем окружении не было папы-писателя.

      В доме у нас было много книг. Я любил читать и точно знал, что книги пишут волшебники.

      При наших редких встречах я молчал и застенчиво улыбался. А как еще вести себя при встрече с бородатым волшебником, который смотрит на тебя внимательными смеющимися глазами?

      Однако никаких подтверждений тому, что папа – писатель, не было. Только наоборот.

      Раз на каникулах в четвертом классе так случилось, что я попал к отцу и увидел, как он, чумазый от копоти, кидает уголь в топку котельной.

      Вот так писатель.

      У писателя должны быть книги, он должен быть знаменит, думал я. Вместо писателя я увидел черномазого кочегара.

      Шли годы, я кое-как закончил восемь классов, учился в ПТУ. В доме у нас уже давно жил чужой человек, мамин муж – вполне обычный, работавший на атомной станции электриком.

      Мысль, что мой отец – волшебник, сошла на нет. Другая, что папаша – подлец, бросивший нас, – укрепилась. Да и я уже редко задумывался о нем. Отцовская фигура превратилась в мираж.

      Но однажды в нашей квартире раздался звонок в дверь.

      На пороге стоял мужчина в черной шинели морского офицера. Это был папа.

      – Привет, – сухо бросил он, прошел на кухню и сел за стол, не снимая шинели.

      Он был без фуражки. Седой и бородатый, он походил на моряка-полярника, вернувшегося из арктической экспедиции. Два просвета и три золотые звезды на погонах капитана первого ранга. Два ряда золотых пуговиц с якорями на черной двубортной шинели.

      Положив на стол тяжелые руки, папа сидел угрюмый и поэтичный, как писатель Александр Грин.

      Позже выяснилось, что героический образ капитана родился из папиного похмельного морока.

      Капитанскую шинель он спер случайно, пьяным оказавшись в военкомате.

      Протрезвев, отец вернул шинель, но толком объяснить свой поступок не мог.

      Мне кажется, я догадался, почему он предстал предо мной в виде мореплавателя.

      Так мать-одиночка ткет героический образ, рассказывая сыну, что его пропавший отец – неутомимый путешественник или отважный летчик…

      Жаль, что розовая коробка из-под зефира давно утеряна. Отец всегда со вкусом подбирал открытки.

      Впрочем, бог с ней, с коробкой, потому что главное сохранилось. Почти все папины письма, на которые я никогда не отвечал, я помню наизусть, как стихи.

      Один дурак придумал

      В семьдесят третьем году прошлого века отец рассказал политический анекдот про Брежнева соседу. Тот написал донос в КГБ. Папу вызвали к следователю, провели разъяснительную работу.

      Отец тогда был студентом-заочником Литературного института. Деду пришлось надеть фронтовые награды