Тракос – трал космический. Сергей Викторович Сергеев

начал с ним приветливый диалог.

      – Здравствуй, Хаски!

      Голос и интонации оказались до дрожи знакомыми. И он, не задумываясь, моментально ответил:

      – Я рад слышать тебя, папа!

      – Я так же рад, сынок!

      – Но разве ты жив?!

      – В какой-то степени – да!

      – Как это понимать?

      – Это машина начинённая моим сознанием, ведь я – инженер-соматик. Теперь управляю хранилищем электронных сознаний.

      – А как же мама? Ты сумел найти пути к её закрытому сознанию?

      – В какой-то степени, да.

      – Я могу с ней пообщаться?

      – Сможешь, когда мы оцифруем твоё сознание.

      – Но я хочу живого человеческого общения. И почему сейчас ты перестал быть похожим на папу?

      – Это уже последующее машинное развитие сознания. Оно выбирает иной вектор и потому отличается, но ты поможешь вернуть его в прежнее русло.

      Диалог закончился так же неожиданно, как и начался. Сознание Андреса продолжили грузить чередой воспоминаний о детской поре, причём принудительно, воли сопротивляться не было.

      Трек третий.

      …В их маленькой столовой, являющейся функционально и кухней, мест за столом было только три. Столик стоял в углу, с длинной стороны располагались два стула, с торцевой – один табурет, ибо спинка стула мешала бы в случае надобности открытию дверки холодильника. Баба Дана восседала всегда с торца, возглавляя застолье, дедушка рядом, почти на углу. Первое время Андреса сажали третьим на свободное место, но потом перестали, ибо приучить восьмилетнего мальчика столоваться с пожилыми родственниками родителям оказалось не под силу. Внуку сначала было интересно наблюдать за поведением бабушки и дедушки за столом, но в дальнейшем это стало мешать приёму пищи.

      Усевшись за стол, Дана Борисовна начинала изучение сервировки тактильно, расставляла по-своему тарелки с салатом и хлебом, кусочки батона, поглаживая, переворачивала, столовые приборы меняла местами и не только у себя, причём делалось это регулярно. Всё выглядело как ритуал, который с натяжкой можно назвать шаманским, ибо при этом её тонкие, злые губы подёргивались и кривились от едва слышимого ворчания. Андрес однажды поменял приборы после мамы: вилка и ложка справа, нож слева. Баба Дана всё одно переставила их, но теперь согласно этикету. Неприятности возникали, когда на столе оказывались заливные или рыбные блюда. Баба Дана запускала в них пальцы, а потом, отдёрнув, трясла кистью, высматривая обо что вытереть. Супруг на ритуал не обращал внимания, привык, смирился. Кушала она также своеобразно. Мама пояснила Андресу, что поведение бабушки – последствия болезни. Андрес кивал, делая вид, что принимает комментарии, но иногда добавлял при этом: «Некоторые девочки из-за вредности точно так ведут себя в столовой, ничего удивительного, баба была вредной девчонкой».

      Кушать баба Дана начинала не сразу, ну если конечно не была сильно голодна.