Нет. Виктор Попов

положение дел по рации. Сережа, просунувшись наполовину в дверь, окликнул Будайкина от входа:

      – Владимир Семенович, вы как? Вы здоровы?

      Не получив даже намека на ответ, Сережа вошел внутрь целиком и, подойдя к топчану, понял, что Будайкин спит. Глаза его, правда, были только полуприкрыты и, наклонившись ближе, Сережа даже засомневался в своем первоначальном выводе. Он знал, что можно спать с открытыми глазами и даже видел, и не раз, это в армии, но за Будайкиным до этого дня такого не водилось, да и сон его был в высшей степени странным. Проведя рукой мимо лица спящего, Сережа заметил движение глазных яблок, не явное, не акцентированное, но движение. Между тем и на повторный его вопрос старший по смене не дал никакого ответа. Создавалось впечатление, что он видел, но не слышал его. Или слышал, но никак не мог ответить. Что-то подобное Сережа наблюдал у своей бабушки после инсульта, и рука его невольно потянулась к мобильному, чтобы вызвать скорую. Но руки Владимира Семеновича остановили его. До того момента они лежали пластами вдоль тела, но тут Будайкин ровным и более чем здоровым движением положил левую себе под голову, правая же, поднявшись к груди, пальцем поманила Сережу к себе, и тот услышал свою фамилию, произнесенную шепотом:

      – Волохов…

      Сережа послушно и заинтриговано склонился к манящему пальцу – шепотом его фамилию Будайкин еще ни разу не произносил – и был схвачен Владимиром Семеновичем за нос и притянут к его лицу вплотную:

      – Не шуми. Нельзя шуметь, – не открывая целиком глаз, наставительно и таинственно прошептал Будайкин.

      – Почему? – просипел Сережа в ответ и тут же в него впились глаза Будайкина, открытые им то ли от возмущения, то ли от удивления во всю свою их среднерусскую ширь.

      – Нельзя. Его нет. Нельзя шуметь.

      Сережа простодушно уточнил:

      – П.?

      – Его, – подтвердил Владимир Семенович и закрыл глаза, оставив, впрочем, нос напарника в своих пальцах. Сережа, не пытаясь освободиться, попытался еще раз уточнить:

      – И как же мы теперь?

      – А никак… Ни зачем и никак. Зря. Все зря. П. нет – и все зря.

      Будайкин наконец отпустил нос Сережи и положил и вторую руку под голову. Сережа отступил на шаг, и его простодушие еще раз взяло вверх над здравым смыслом:

      – А у шлагбаума кто тогда будет?

      В ответ Будайкин улыбнулся щеками и произнес отчетливо, уже не шепотом:

      – Никого. Не нужен шлагбаум. Нет П. – зачем шлагбаум?

      Владимир Семенович вопросительно прищурил один глаз в сторону Сережи, который не нашел, что ответить, и взялся-таки за мобильный, что не укрылось от прищуренного глаза:

      – Маме звонить хочешь?

      – Да, нет… Я это…

      – Позвони.

      Будайкин закрыл глаз.

      – Маме, папе всегда надо звонить. Есть П., нет ли. Мамы, папы – они… всегда…

      Будайкин зачмокал губами и вдруг засвистел. Он насвистывал какую-то