Небо полное звезд. Другие мы. Лена Сокол

о животных севера. – Оленя?

      – Или волка. – Спокойно говорит она. – Или медведя.

      – Может, тогда не стоит отходить далеко? – Таращусь на неё я.

      – Мы по берегу. – Смеётся Оливия, переступая с валуна на валун.

      Она явно тут как в своей стихии, а вот мне с непривычки хочется оглядываться и ступать осторожнее. Не доверяю я скользким резиновым сапогам.

      – В окружении леса я всегда чувствую себя уютно. – Объясняет Оливия. – Не бойся, Анна, прыгай сюда!

      Она подзывает меня, и я, стараясь сохранять равновесие, перебираюсь с одного камня на другой.

      – Почему? – Спрашиваю я. – Единение человека с природой тебя так заводит?

      – Когда мама была жива, мы часто ездили сюда все семьёй. – Её голос звучит глухо и надтреснуто.

      Очевидно, эти воспоминания её ранят.

      Я поднимаю взгляд, но вижу, что девушка улыбается. Её глаза светятся теплом.

      – Сколько тебе было, когда она умерла?

      – Восемь. – Её губы дрожат. – Рак. Мама боролась три года. Она – настоящий боец.

      – Мне жаль. – Тихо говорю я. – Прости.

      Мой отец умер от сердечного приступа, когда мне было шесть. Может, я была слишком мала, чтобы воспринять ситуацию так, как Оливия. По крайней мере, улыбка не держится на мне, точно приклеенная.

      – Я часто прошу папу привезти меня сюда или на любое другое озеро, чтобы вспомнить, как мы отдыхали на природе все вместе. Тут и в лесу я слышу маму. – Оливия останавливается и смотрит на меня так, будто сейчас, в этот самый момент, открывает мне свою самую сокровенную тайну. – В шуме ветвей, скрипе стволов деревьев, в плеске воды, в криках птиц – мне кажется, я слышу её голос везде. Я прихожу сюда, чтобы поговорить с ней. Спрашиваю и слушаю, что она ответит.

      Надеюсь, она шутит.

      Мои брови поднимаются на лоб, но я, всё же, понимающе киваю.

      – Может, не пойдём дальше? – Опасливо озираюсь я на лес.

      Не хотелось бы встретиться с медведем, если честно.

      – Хорошо. – Соглашается Оливия.

      Мы шлёпаем по камням обратно.

      – Ты верующая? – Спрашиваю я, заметив серебряный крест, выбившийся из-за её ворота во время очередного прыжка с камня на камень.

      Девушка опускает взгляд и зажимает его меж пальцев.

      – А ты – нет?

      Я жму плечами.

      – Не знаю.

      – А во что тогда ты веришь?

      Этот вопрос застаёт меня врасплох.

      – Ну… Наверное, есть какие-то высшие силы. – Мама крестила нас, когда мы были ещё детьми. Сейчас я понятия не имею, где мой крестик, и есть ли он вообще. Для нас, как и для других семей, крещение осталось лишь обязательным ритуалом из прошлого. – Я верю в высшую энергию, которая уравновешивает добро и зло. Как-то так.

      – Значит, ты веришь в Бога.

      – Разве?

      – Да.

      – А ты? Ты веришь в загробную жизнь? – У меня не получается удержаться от усмешки.

      – Я не боюсь умереть. – Улыбается Оливия и прячет крест обратно, за воротник.

      – И для чего тебе крест?

      – Я