На восходе солнца. Тимофей Веронин

пару шажков вперед и молчал, опустив голову.

      – Я что, непонятно говорю? Три шага вперед! Ну-ка обратно в строй, и снова – три шага вперед. Все тебя ждут, а ты тут как чурбан.

      Алеша попятился назад и снова вышел, на этот раз на три шага.

      – Разве так шагают? Ты что, курица? – брезгливо поморщился майор. По строю пробежал смешок.

      – Отставить! Вы что тут, в цирке? Чтоб я смеха не слышал. Вы сюда что, развлекаться прибыли? Равняйсь! Напра-аво, шагом марш! – скомандовал майор, и ребята повернулись, кто направо, кто налево.

      – Отставить! Ты, – указал майор на Алешу, – ты, ты, ты, – тыкал пальцем он еще в нескольких ребят, которые неправильно выполнили команду, – выйти из строя! Вы сегодня без ужина, до вечера мыть уборные, поняли? Товарищ сержант, отведите их куда надо, – обратился майор к молоденькому солдату.

      Наказанные отправились вслед за сержантом. Свои мешки они оставили в общей комнате длинного барака. Им вручили ведра и тряпки. Колонка с ледяной водой была у дверей барака. Наполнив ведра, ребята потащились за сержантом. Он указал пальцем, куда кому идти. Алешу втолкнули в длинный деревянный туалет, находившийся у самого входа в развалины. Красными, замерзшими руками Алеша стал водить по доскам. Ему было дурно от голода и плохого запаха. Он едва держался на ногах. И с ужасом косился на дырки в досках. Только бы туда не свалиться. И тут услышал, как звякнул крючок на двери. Он потряс дверь. Ее запер кто-то снаружи. Алеша застучал.

      – Посиди, сопляк, ума наберись, – услышал Алеша голос того парня, который разбил ему нос. Это было уж слишком. Полдня пути в тряском грузовике, разбитый нос, колючая проволока и серый забор – все это встало перед его глазами.

      А до этого – два года жил он в каком-то тумане. Он убежал от матери, когда познакомился с Петькой Орехом и Василием. Они уехали из Москвы в Ярославль. Добирались на электричках. Сначала до Александрова, а от Александрова до Ярославля. От контролеров убегали по вагонам. Потом жили в Ярославле, в подвале старого желтого дома на улице Некрасова. Там тепло от труб и даже уютно. Василий уже не первый раз останавливался в этом подвале. Он был среднего роста, коренастый, совсем взрослый. Ему было двадцать. А Ореху шестнадцать. Но у него уже усы росли. Ох, как он гордился этими усами!

      Год Алеша прожил с ними. Весь Ярославль они облазили. Василий знал все ходы-переходы. В квартиры забирались, на склады, в магазины. Василий воровал, кое-что мальчишкам давал, на прокорм. А так они ему неизвестно зачем нужны были. Один раз только сигнализация сработала. Тогда вот и поймали бедолаг. Алешу да Ореха. Василий-то успел спрятаться. Ловкий парень. А Алешу на учет поставили в милицию. Отослали в Москву, к матери.

      Он помнил тот вечер. Мамины глаза. Они были полны удивления, радости, злобы, любви… Она била его тогда чем попало. Кричала, плакала. А он спасся только тем, что заперся в ванной и лил воду, чтобы она не слышала его плача. И все-таки он решил жить с ней. Мама была больна, душа у нее была раненая, больная душа. Бывает, тело болит, рука, нога, сердце.