Шелест. Сибирская лила. Сергей Николаевич Борисов

двери действительно лежал какой-то человек, накрытый одеялом с головой. На спинке стула рядом с ним висело трико, на полу стояли тапочки. Егор опустил ноги с кровати и встал. Его качнуло в сторону, но он устоял. Анестезия ещё действовала. За последнее время он вогнал в себя столько наркоты, что ему хватило бы ещё на сутки беззаботного существования, но эта дикошарая стрельба повыбила все вставки.

      В трико и тапочках принадлежавших его соседу по палате, Егор подошел к окну. Второй этаж. Придется связывать простыни. Но сначала нужно открыть окно. Он стал раскачивать нижний шпингалет наглухо закрашенной маленькой половины большой рамы. Он практически не дышал. Наконец, нижняя часть фрамуги бесшумно открылась. Теперь верх. С этим сложнее. Нужно встать на подоконник, но ноги не сгибаются. Егор подтащил стул и встал на него. Вытянувшись во весь рост, он ухватился пальцами за шпингалет. Влево, вправо и вниз. Влево, вправо и вниз. Краска начала сыпаться на подоконник. Егор остановился, прислушался. Тихо. Влево, вправо и вниз. Влево, вправо и вниз. Ну, еще чуть-чуть. Шпингалет с треском открылся. За дверью послышалось движение и голоса. Егор спустился со стула и отошел за дверь. В палату вошли двое оперативных сотрудников. Включив свет, они увидели, что кровать задержанного пуста, на спинке кровати висит отстегнутый наручник, окно открыто. Побег! Один из оперов развернувшись, побежал по коридору, а второй подошел к окну и выглянул наружу. На улице было ещё темно, но редкие прохожие уже двигались по своим делам. Территория больницы была большая, всё просматривалось на десятки метров. Не мог человек с ранением обеих ног так быстро скрыться из вида. Опер наклонился, чтобы заглянуть под кровать и увидел за дверью торчащие тапочки. Он зычно лязгнул затвором пистолета, рванул на себя дверь и сделал шаг назад.

      – «Стой на месте! Стрелять буду»!

      – «Что ж ты так рано побежал? Надо было подождать немного, пока они угомонятся».

      Молоденькая медсестра щебетала на ухо Егору, убирая капельницу. Но он её не слушал.

      – «Погоди, родная. Мне так хреново, ноги ломит. Скоро наверно на тюрьму повезут. Поставь обезболивающее, пожалуйста, а не то я сдохну, точно»!

      – «Конечно. Сейчас принесу».

      Прошло часа два иллюзорной эйфории. Егор лежал на прежнем месте, прикованный уже двумя наручниками, погруженный в мрачные мысли о своих ближайших перспективах. Во-первых, его ноги. Никто ему никаких прогнозов не давал. На данный момент он ещё не ощущал всей тяжести своего положения, но понимал, что ранения серьезные и что когда начнет отходить наркоз, то мало ему не покажется. Плюс еще естественная ломка. Об этом он даже думать не хотел. А что по делу? А по делу был очевидный пердец! Взяли его на эпизоде при оказании сопротивления с двумя «Макарами» на кармане. Почему с двумя? Егор вспомнил, что перед тем, как вязать хозяина квартиры, Ерёма сунул ему свой ствол, чтоб не мешал. Так, значит, Кирилл должен был уйти без палева. Хорошо, если так. Одному будет проще запутать следствие. У них с Ерёмой была давняя договоренность, в случае приемки, каждый отвечает только