Леди Макбет Маркелова переулка. Вера Колочкова

господи! Нет, все-таки не понимаю и никогда не пойму… Что вы со Стасечкой за люди такие, а? По копеечкам себя и свою жизнь меняете, еще и гордитесь этим… Надо стыдиться, а вы гордитесь…

      – А ты, значит, по копеечкам не меняешься? С полным рублем жить будешь? С одним-единственным, чтоб никогда-никому? Погоди, как это… Умри, но не отдай поцелуя без любви?

      – Да! Я с рублем! И с поцелуем! Именно так, и никак иначе!

      – Ну-ну… Бог тебе в помощь, Катенька. И что, есть уже на примете такой рубль-поцелуй, один-единственный?

      – Есть. Не беспокойтесь. Все у меня есть…

      На самом деле не было у нее никого. И даже перспективы мало-мальских серьезных отношений на горизонте не высвечивалось. А от «несерьезных» она шарахалась, как от чумы. Чтобы как Стасечка – да ни боже мой! Да никогда в жизни! Иногда, правда, с тоскливым страхом думала о своей девственности – стыдно, наверное, в таком возрасте. А с другой стороны… Пусть уж лучше так! Если не мужу законному – вообще никому! Да и без мужа можно прожить в принципе. Не судьба, значит.

      Но, как оказалось, все-таки судьба. Капризная вещь эта судьба, сама собой вдруг разворачивается, когда и не ждешь от нее подарков. Да уж, не было ни копья, да вдруг алтын.

      Судьба повернулась к ней в лице Паши Романова. И не просто так Паши Романова, а самого Паши Романова! Недоступного красавца Паши Романова, мечты всех девчонок с их потока! Уж какие интриги вокруг Паши не плелись, какие узелки не завязывались…

      Паша ни на кого не смотрел. Паша учился. Истово, как молодой Ломоносов. Никто и не удивился, когда он выбрал специализацию. Конечно же, хирургия, а как иначе? Все преподаватели в один голос твердили, что Романов – это особый случай таланта, один на тысячу. Самородок. Он и внешне на Ломоносова был похож, такой же высокий, светловолосый, косая сажень в плечах.

      Так получилось, что они вместе попали в ординатуру. Паша – к хирургам, Катя – к терапевтам. Больничка была небольшая, но считалась очень хорошей. И коллектив был более-менее дружный, не злой, не спившийся. К ординаторам был вполне благосклонен, дедовщину в любом ее проявлении не приветствовал. И на стихийном застолье в честь женского праздника Восьмого марта все расселись не по регалиям, а как бог на душу положит. Катя оказалась напротив Паши по другую сторону стола. Он хлебнул из стакана, отхватил зубами полбутерброда, поднял на нее глаза… И вдруг перестал жевать. Смотрел, не отрываясь, удивленно-испуганно, будто видел впервые. А может, и впрямь впервые. Раньше просто скользил по ее лицу равнодушно, бросал при встрече торопливое «привет», сопровождающееся такой же равнодушной полуулыбкой, а тут… Глаз не мог оторвать. Глупо звучит, но Веничка таки прав оказался… Смешно, но факт. Даже свой внезапный ступор Паша пытался объяснить так же, как Веничка, – какая она якобы особенная в своей красоте. Непохожая на других. Штучная. Неповторимая. Хорошо, хоть про «фишку» ничего не сказал, а то бы уж совсем тютелька в тютельку… В общем, увидел – и все. И любовь. Навсегда и навеки.

      Она поначалу не поверила своему счастью. Сам Паша Романов, надо же! Потом обрадовалась, даже кокетничать не стала,