Девяностые. Роман Сенчин

клетки бурно одобряют.

      Вскакиваю и ору:

      Не хочу, чтобы я был!

      Не хочу, чтобы я знал!

      Не хочу-у!..

      Меня волокут вниз. Визжу, пытаюсь вырваться. Нет.

      Какая-то, помню, маленькая комнатка.

      Милиционер:

      – Раздевайся давай.

      – Что?

      – Раздевайся, говорю.

      – Аха! – Сую ему под нос фигу.

      Удар коленом ниже живота. Приседаю и успокаиваюсь.

      И сразу, помню, голый, с одеялом в руке. Ногам холодно, липко. По коридору. Слева и справа отсеки. Вся лицевая сторона и дверь из сетки. Видел такое в фильмах. Везде люди. Много. Облепили сетку, что-то орут, смеются.

      Вот уже в одном из отсеков. Полно людей. Деревянный настил, чтоб лежать.

      Мне ничего не говорят. Все страшные, в одеялах. Одеяла такие грязные, что страшно.

      Провал.

      Помню, тихо, тусклый дежурный свет. Сижу на краю настила. Рядом мужик с рыжей бородой.

      – …А меня жена сдала. Сама, гада. Ну, пришел домой веселый… Утром прибежит выкупать.

      А пить хочется.

      – Здесь вода есть? – оглядываюсь.

      Рыжий смеется. В углу грязный сухой писсуар.

      Встаю. Колочу в сетку, ору:

      – Дайте воды! Во-ды! Во-ды!

      Ору, помню, долго. В соседней камере зашумели. И в нашей.

      – Во-ды! Во-ды! – это я ору.

      И другие что-то выкрикивают, сетку трясут.

      Подходит, который меня раздевал.

      П-ш-ш-ш. Прямо в глаза! Падаю.

      – У-у-у-у-а-а!!

      Повалялся, проморгался. Вскакиваю. Они все смотрят на меня спокойно.

      – Что же вы?! Надо восстать!

      Никто не хочет. Опять тихо. Сижу. Рыжий что-то мне объясняет. Потом падает и засыпает. Сижу.

      Тихо, тоскливо. Все спят, многие безобразно храпят. Постепенно трезвею, но думать не могу. Просто жду.

      – Дежурный, а-а! – вульгарный женский голосок слева.

      Оказывается, и женщины есть.

      – Дежурный, а-а!

      Кто-то смеется, я улыбаюсь.

      – Эй, дежурный! – уже другой, грубый и живой. Тоже женский.

      – Что, девчата, хотите? – кто-то спросил.

      – Хотим! – ответил грубый голос.

      – Эх, да не сидел бы я в темнице!..

      Смеется кто-то.

      – Дежурный, а-а!

      Смех.

      – Да дежурный, твою мать!! – истошный крик грубой. – Скорее сюда!

      – Дежурный, а-а!!

      Появляется дежурный, который мне прыснул. Проходит. Какие-то разговоры там, ахи.

      Дежурный быстро уходит обратно.

      – А-а-а!!! – уже не тоненько и вульгарно, а душераздирающе.

      Бодрствующие мужчины озабочены:

      – Что там? Кого зарезали?

      Ничего не понятно. Кутаюсь в одеяло.

      – А-а-а!!!

      Потом женщина-врач с железным портфельчиком. Дежурный. Та женщина из-за стола.

      Вновь разговоры.

      Потом отчетливо:

      – Одевайся, пошли.

      – Не могу я! А-а…

      – Что я тебя на руках, сучку, понесу?

      Женские голоса.

      Потом обратно женщина-врач и женщина из-за стола. Через несколько минут – какая-то вся маленькая, в клетчатом пальтишке. Идет медленно, хватается за решетку. Сзади дежурный.

      Потом