История одного Карфагена. Иван Александрович Окатьев

пушнину. Эта экспедиция закончилась трагически: в какой-то момент Толль с частью команды отделился от остальных, но так и не вернулся. После этого Колчак сообщил о произошедшем в Петербург, а затем вернулся на Север и всего с несколькими людьми на вельботе отправился искать Толля. Так, он добрался до острова, от которого барон с отрядом отплывал, и нашёл документы, согласно которым в этот момент у них всё ещё было в порядке. А дальше – непонятно: либо они утонули, либо замёрзли или умерли от голода. Никаких следов дальнейшей судьбы группы Толля Колчак не нашёл.

      Уже во время этой экспедиции проявились те качества Колчака, которые будут отмечать на всех этапах его карьеры, – нервность и раздражительность, которые мешали всем, и особенно – ему самому. Вот, что писал Толль до своего отделения от экспедиции:

      Наш гидрограф Колчак прекрасный специалист, преданный интересам экспедиции. В выдержке, необходимой в условиях полярного плавания, в терпении не ощущалось пока недостатка, по крайней мере у меня и у Коломейцева. Меньшим запасом терпения обладает гидрограф: он находит местность отвратительной, считает, что она не сулит ничего интересного и не имеет полярной специфики; такую местность он мог бы найти и в окрестностях Петербурга.

      И далее:

      Беседую и забавляюсь горячими спорами между Матисеном и Колчаком; они неизменно придерживаются противоположных мнений, но благодаря добродушию Матисена остаются в дружбе, несмотря на частое раздражение гидрографа.

      А этот самый Матисен написал такой шутливый стишок:

      Как много в море альбатросов, —

      Колчак по морде бьёт матросов.

      Действительно, Колчак довольно часто распускал руки, что, конечно, бывало и у других, но всё равно оставалось не очень хорошей чертой. Трудно представить, чтобы, например, Деникин позволял себя такое.

      Конечно, участие в такой провальной экспедиции – это довольно сильный удар по карьере, при том, что Колчак вёл себя более чем достойно – совершил переход на вельботе и искал Толля. Тем не менее, он всё равно был замаран неуспехом экспедиции, как и остальные её участники – тот же Матисен так и не смог построить никакой карьеры. Однако, судьба Колчака сложилась более удачным образом.

      В 1904-м году началась Русско-японская война, и Колчак попросился на флот. Разумеется, его взяли, и он отправился в Порт-Артур, где занимался минированием моря. Особых успехов в ходе этой войны Колчак не добился, как, в общем, и вся русская армия. При этом во время войны усилился его ревматизм, приобретённый в ходе полярной экспедиции, и к окончанию войны Колчак уже еле-еле ходил. Когда же Порт-Артур был сдан, будущий адмирал попал в плен, где его, на первый взгляд очень больного человека, положили в госпиталь, а затем отпустили.

      В годы между Русско-японской и Первой Мировой войнами Колчак служил при морском Генштабе, создавая многомасштабные планы