Избушка на костях. Ксения Власова

тебя в обиду Бабе-Яге.

      Я вскинула подбородок и все так же молча прошла мимо. Лишь на углу, у избы плотника, где один из мальчишек потянулся к камням, я, подхватив полы сарафана, стремглав побежала к лавке. Скорее-скорее-скорее! Сердце застучало, как будто рвалось из клетки на волю. Камни просвистели рядом, но не задели. Часть их градом застучала по двери, но я успела спрятаться внутри лавки. Так спешила, что прищемила край сарафана. Раздался треск ткани, когда я, переведя дыхание, сделала шаг в сторону прилавка.

      За ним, склонившись над амбарной книгой, стоял Тим. Свет из небольшого окна падал на его рыжие волосы, которые он недавно обрубил по плечи, и играл в прядях медными всполохами. Тонкий нос щекотало гусиное перо, когда Тим, задумавшись, что-то сверял в книге. На щеке темнел след от чернил.

      Заслышав шорох ткани, Тим поднял голову. При виде меня взгляд его медовых глаз прояснился, а затем потяжелел. Он оглядел меня – неторопливо, внимательно, – и, я была уверена, от него не укрылось ни мое сбившееся дыхание, ни край сарафана, застрявшего в двери.

      Тим покосился в окно, где у лавки пронеслись мальчишки, и негромко спросил:

      – Попали?

      – Нет.

      – Ты испугалась?

      Я покачала головой. Кажется, страх я оставила на могиле матушки, похоронила его в сырой земле, рядом с посаженными у оградки незабудками. Ни драка, ни боль меня не страшили. Я избегала и первого, и второго, но, столкнувшись лицом к лицу, не боялась.

      В лавке витал аромат восковых свечей, пряностей и масел. На полках вдоль стен расположились крупы, письменные принадлежности, ткани, девичьи ленты и обручи. На самом прилавке, на дне высокой банки, лежали карамельные петушки на палочке.

      – Видела, твой отец воротился с города. Привез что-то новое?

      Тим усмехнулся – уголком губ, так, как умел только он: чуть отстраненно. Лишь неотрывный, обжигающий, как ледяная вода летом, взгляд, следовавший за каждым моим движением, давал понять, что мыслями Тим здесь, со мной.

      – Сестрицы спрашивали?

      Я кивнула.

      – А тебе самой не любопытно? Хочешь посмотреть?

      Он, словно искушая, вытащил из-под прилавка кусок ткани и без трепета отбросил края в сторону. На темном полотне лежали жемчужные рясы. Рука потянулась прикоснуться к молочным бусинкам, прокатить их между пальцами, но я, очнувшись, отшатнулась и нарочито равнодушно бросила:

      – Мне к чему? Я замуж не собираюсь, прихорашиваться не перед кем.

      Тим выждал пару мгновений, словно хотел подловить меня на обмане, но затем убрал рясы обратно под прилавок и покосился на пустое лукошко, свисающее с моего локтя.

      – В лес собралась?

      – Земляники хочу набрать для пирогов.

      Медно-рыжая прядка упала ему на высокий лоб, когда он кивнул и одним быстрым, резким движением отодвинул в сторону амбарную книгу. Как старший сын, Тим частенько вел дела в лавке. Именно ему она и должна была со временем достаться. Многие бы