В тени императора. Братья Рюриковы

данном предмете мебели сокровищ не было. Мария Антоновна не расстроилась и в тайнике хранила собственные украшения: золотые кольца и цепочки, несколько пар сережек, золотые часики и колечко с бриллиантом. Часть вещиц была подарена старинным другом Иваном Михайловичем Петрушиным. Часть же предусмотрительная женщина приобрела по случаю. Деньги на покупки она, естественно, заработала сама.

      Украшала стол бронзовая дореволюционная лампа с абажуром.

      Почетное место занимал новенький цветной телевизор, установленный на комоде. На нем расположились фарфоровые фигурки, изготовленные руками сентиментальных немецких мастеров девятнадцатого века.

      За столом Мария Антоновна работала с документами (накладными, сметами, таблицами). Со стороны заведующая производством напоминала вдохновенного творца: то роденовского мыслителя, раздумывающего о бренности жизни, то поэта Пушкина, подбирающего подходящую рифму.

      Это уже не та кустодиевская Венера, в которую без ума влюбился молодой комсомольский работник Иван Петрушин. Она раздобрела, хотя и не потеряла некоторой привлекательности.

      Под ее пером рождались грандиозные схемы: обычная треска превращалась в благородного сига, мясо второй категории приобретало категорию высшую, пожухлые морковь, картофель и свекла становились свежайшими, а дешевый грузинский чай второго сорта чудесным образом превращался в индийский и цейлонский высшего качества.

      Дверь в комнату приоткрылась, появилась изрядно полысевшая голова мужа:

      – Машенька, я могу телевизор посмотреть? Сейчас футбол будет.

      Мария Антоновна грохнула деревянными счетами по столу:

      – Испортил песню, дурак!

      Иван Никифорович тихонько прикрыл дверь и удалился в свою каморку, которую называл мастерской. Там, на площади в два квадратных метра, разместились верстачок с маленькими тисками и наковаленкой. На полочках, сделанных руками самого Солнцедарова, были любовно разложены инструменты для самой разной работы: отвертки и отверточки, напильники и надфили, сверла, молоточки, паяльники и множество разных вещичек, назначение которых не всякому понятно.

      Иван со вздохом сел на табуретку, развернул на верстаке кусок тонкой замши, протянул руку и взял с полки очки, которые принесла починить соседка. Расплатилась она с ним «четвертинкой» (для читателей, не употребляющих алкоголь регулярно, поясним – это бутылка водки емкостью четверть литра, то есть 250 граммов). Хотя Иван Никифорович уже привык к тому, что жена относится к нему без уважения и даже помыкает им, он чувствовал обиду. Это мешало приступить к работе. А без вдохновения мастер работать не мог.

      Он привстал, потянулся к стоящей на полке радиоле «Эстония», отогнул заднюю крышку и достал ту самую «четвертинку». Настоящий мастер, каким и был Иван Солнцедаров, никогда не позволял себе употреблять до работы, но в данный момент правило пришлось нарушить – ради установления душевного равновесия. Выпил,