«Доверяй, но проверяй!» Уроки русского для Рейгана. Мои воспоминания. Сюзанна Масси

вроде Солженицына можно было получить три года тюремного заключения, я однажды стала свидетелем того, как в комнату, где собрались люди, тихо вошел человек с невинно выглядевшей хозяйственной сумкой, достал из нее одну из солженицынских книг, прочел вслух несколько глав и так же тихо ушел, чтобы прочитать их кому-нибудь еще в другом месте. Проверкой для радиоприемника было то, насколько его можно было слушать, невзирая на глушение. Люди уезжали далеко за город, чтобы иметь возможность слушать «Голос Америки» без помех, а однажды мои знакомые поехали в удаленный парк и танцевали там под музыку Дюка Эллингтона из радиоприемника.

      Я пользовалась гостеприимством непризнанных поэтов, художников и просто самых обычных людей и их семей, жила их жизнью. Я была тронута их всеохватной щедростью, тем, как, невзирая на скудость их собственных рационов, они немедленно готовы были выставить на стол все, чем располагали. Очень скоро я прекратила проявлять какой-либо интерес к чему-либо в их домах, потому что иначе я немедленно получала эту вещь в подарок. Мне казалось, что у русских выработалось шестое чувство. Они были способны доверять своим инстинктам и воспринимать людей непосредственно, чувствовать невысказанные желания и выполнять их прежде, чем их выразят. Зная, что информатором всегда является кто-то из их среды, они, наверное, обрели те обостренные чувства, которые на Западе давно притупились.

      Странным образом я признала их и чувствовала себя здесь как дома – да и они так же относились ко мне, воспринимая как одну из них. Мне говорили: «Любой иностранец приходит к нам со своей собственной аурой, и мы чувствуем его отношение к нам». У меня нет рационального объяснения этой таинственной причастности, которую я чувствовала, как и тому, что мне казалось, будто я нашла семью, о чьем существовании даже не подозревала. Возможно, помогли годы, проведенные мной с сыном, больным гемофилией. Они научили меня понимать страдания, жить с ощущением беспомощности перед внешней силой, которую нельзя изменить. Я познала отчаяние и чувство отсутствия безопасности, приспособилась жить в атмосфере постоянного страха и беспокойства. Я научилась бороться и ценить прекрасные моменты, когда выпадает хотя бы хороший час. Наверное, это было самой лучшей подготовкой, которую я могла получить на Западе, чтобы понять состояние умов русских. Я приняла их, а они меня. Они утешили меня и придали мне смелости.

      Одно высказывание, которое я прочитала, глубоко поразило меня: «Место, по отношению к которому ты чувствуешь самую сильную привязанность, – это совсем не обязательно та страна, с которой ты связана кровью и рождением, это место, что позволяет тебе стать самим собой». Несмотря на языковые и географические барьеры, я, которая воспринимала себя какой-то межатлантической сиротой, мотающейся между Европой и Америкой, никогда полностью нигде не осевшей, нашла свое место в России. И с самых первых встреч, которые продолжались потом на протяжении сорока шести лет, это чувство больше