Азиатская книга. Александр Стесин

(по-тюленьи), чтобы не распугать зверя. К слову, еще один испытанный способ усыпить тюленью бдительность – легонько царапать лед каменным скребком (от этого звука ластоногие млеют и становятся доверчивы). Утилитарность таких видов спорта, как «разделка тюленей» и «пронеси четверых», самоочевидна. А вот с «ушными» соревнованиями интереснее: дело в том, что аборигены Заполярья, хоть и носили малахаи и меховые капюшоны, нередко отмораживали себе уши. Когда это происходило на охоте или во время каслания24, человеку ничего не оставалось, кроме как терпеть боль. Устойчивость к боли вырабатывалась с помощью упражнений вроде «перетягивания ушами». Педагогический подход не менее суров, чем климат. И как тут не вспомнить разговоры на вечере Рытхэу? Ведь действительно что-то есть: жесткость, если не сказать жестокость обучения – вполне в духе японской системы иэмото. Каратисты, разрубающие рукой кирпичи, наверняка прониклись бы уважением к эскимосским олимпийцам.

      Экстремальные условия требуют экстремальных способов выживания. От иных местных ухищрений волосы встают дыбом не меньше, чем в детстве – от папиных шуток про поедание сумоиста. Так, например, в алютикских общинах до недавнего времени было распространено использование топленого человечьего жира в охоте на кита. В начале китобойного сезона проводились эксгумации умерших в предыдущую зиму. От захороненных в леднике и потому неразложившихся трупов отрезали по нескольку филейных кусков. Жир вытапливали (как известно, у представителей арктической расы бурая жировая ткань сохраняется во взрослом возрасте в значительно больших количествах, чем у прочих рас). Считалось, что запах человечьего жира отпугивает кита. Привада наоборот. Когда морской великан заплывал в бухту, охотник спешил разлить у входа топленый жир, отрезая жертве путь к отступлению. Засим выводил каяк, бросал гарпун… Если охота была удачной, покойника, пожертвовавшего часть своего тела ради общего блага, обряжали в белые камусовые штаны25 и заново хоронили с почестями. Спи спокойно, дорогой товарищ, теперь твои земляки будут сыты.

      Другая, малопонятная жизнь, диковинные обычаи. Но зряшная подозрительность туриста уже тут как тут: что, если эти кухлянки, бубны и «ушная борьба» для аляскинских аборигенов – такая же невидаль, как и для нас? Такой же спектакль, как для шиннекоков – осенний пау-вау? Что, если и здесь люди съезжаются раз в год, чтобы поиграть в традиции? Чем пристальнее вглядываешься, тем сильнее подозрения. С какой, спрашивается, стати? Допустим, даже, что ты прав и все это – липовый лубок. Ну и что с того? Ровным счетом ничего. Так что же тогда вызывает в тебе такое негодование? То, что «пластмассовый мир победил» даже на этом относительно незатронутом участке? Или то, что тебя, зрителя, одурачили? Но ведь каждый дурачит себя сам.

      В завершение вечера Прасковья потянула нас к лотку, где ее приятельница угощала двумя северными лакомствами – мактаком и акутаком. Мактак – подмороженная

24

Каслание – кочевье оленьего стада с погонщиками.

25

Штаны на подкладке, изготовленной из жестковолосной части оленьей или нерпичьей шкуры.