Оркестр Биркенау. Марина Супрун

те казни, которые они своими же руками проводят каждый день, не преследовали их. Благо шнапс им привозят постоянно и без ограничений. Напившись вечером, забыв про всё, они забываются и засыпают сладким сном, а утром встают снова на свою работу – убивать, мучать, сжигать. И так каждый день.

      Рудольфу на данный момент было двадцать лет. Это был высокий блондин с красивым юным лицом с тонкими, правильными чертами лица и с большими голубыми глазами. Типичный ариец как его прозвали друзья. И у него ярого поклонника нацизма не укладывались в голове слова Фридриха о том, что комендантша заставила его нести одеяла какой-то еврейке, только из-за того, что она красиво играет на скрипке и в прошлом была знаменитой скрипачкой. Ведь евреи – это первые враги чистоты арийской расы, их нужно истреблять не жалея, уж тем более не выполнять их прихоти, кем бы они не были, хоть папой Римским. И уж кому, а Марии Мандель должно быть это известно.

      У второго друга Фридриха – Генриха. В голове были точно такие же мысли, что и у Рудольфа. Он тоже был весьма удивлен поступком фрау Мандель, но они люди маленькие, и он понимал, что за непослушание их ждет – смерть. И поспешил помочь другу. Генрих был старше Рудольфа, ему было двадцать восемь лет. Он тоже был ярым нацистом, других просто не брали в отряды СС. Тем более в немецкий концентрационный лагерь. Он был среднего роста на голову ниже Рудольфа, волосы у него были рыжие, он не был красавцем как Рудольф. У него не было передних зубов и на левой щеке у него красовался – шрам, потому что, когда он был студентом он увлекался фехтованием и в одном поединке, получил свой шрам. Родителей у него не было, они погибли во время Первой Мировой войны. Отец во время «Верденской мясорубке» с французами, а мать от сердечного приступа, когда узнала, что её муж погиб. У него была сестра Грета, которая вышла замуж и уехала в Дрезден. Родом Генрих был из Баварии, до войны жил в Мюнхене. После того как сестра вышла замуж и уехала от него, он пристрастился к алкоголю. Так он запивал свое одиночество. В принципе только из-за одиночества он и пошел на службу в СС. Так и попал он в Аушвиц, где подружился с такими же как он – одинокими выпивохами. И также как и все вечерами запивал шнапсом неприятный осадок, который щемил его сердце постоянно.

      Так они полные недоумения и гнева на Марию Мандель, дошли до гор одежды и всякого барахла в лагерном дворе. И найдя среди этого барахла, одеяла и матрасы, они начали брать столько, сколько могли унести. Фридрих поворчал, что-то вроде: «Придется два раза идти! Их там десять человек.».

      Подойдя к бараку, они увидели, что офицеры, которые были с Мандель разошлись, а осталась она одна, мило беседуя, с Альмой о музыке. «Вот же гадина!» подумал про себя Фридрих о Марии Мандель.

      Они занесли матрасы и одеяла в барак и положили их возле дверей на выходе. Фридрих, не скрывая, своего презрения посмотрел на Альму, она увидела его взгляд и посмотрела него с полным равнодушия взглядом. Мария Мандель похвалила Фридрих и его друзей и сказала им, что постоит