Западня для лорда. Маргарет Макфи

это нисколько не взволновало.

      На голубовато-белом небе не было ни единого облачка, а солнце висело так низко, что приходилось прищуриваться. Багряные листья деревьев трепетали на холодном ветру и падали в траву. По мнению Линвуда, красота окружающей природы не шла ни в какое сравнение с красотой сидящей рядом с ним женщины.

      – Ваше представление прошлым вечером было непревзойденным.

      Венеция замерла. В глазах промелькнули замешательство и едва заметный страх.

      – Мое представление?

      – Я привел мать и сестру с мужем посмотреть на вашу игру.

      Она закрыла глаза и улыбнулась. Линвуд заметил, что напряжение, сковавшее было ее лицо, сменилось облегчением. Ему стало интересно, с чем связана такая реакция. Быстро совладав с собой, она снова открыла глаза.

      – Я видела вас в ложе вашего отца. Понравилась ли пьеса вашим матушке и сестре?

      – Чрезвычайно.

      – А отец вас не сопровождал?

      – Нет. – Он не снисходил до этого.

      Легкий ветерок поигрывал мехом ее шапки, заставляя его мягко трепетать. Остаток прогулки они изредка отпускали ничего не значащие замечания, но преимущественно молчали, и это их совершенно не тяготило. Прежде Линвуду не приходилось встречать женщины, которая не попыталась нарушить затянувшуюся тишину. Наконец ландо подкатило к северо-восточному выходу под названием Камберленд-Гейт. Венеция, любовавшаяся листвой деревьев и голубизной неба, глубоко вздохнула.

      – Какой прекрасный день, – пробормотала она как бы про себя. – Я же зачастую вижу лишь вечера и ночи. – Тут она повернулась к Линвуду и одарила его ослепительной улыбкой. – Благодарю за приглашение.

      – Всегда пожалуйста. Не хотите ли выпить горячего шоколада у Гантера? – предложил он, когда они выехали за пределы парка. Он готов был на что угодно, лишь бы подольше побыть в ее обществе.

      – А вы и правда выведали обо всех моих слабостях, лорд Линвуд, – снова улыбнулась она.

      Экипаж свернул на Парк-Лейн, где перед ними открылся вид, от которого солнечный день тут же померк перед глазами.

      На углу перевернулась тележка продавца овощей и фруктов, повсюду рассыпались красные и зеленые яблоки. Стайка детей налетела на них и тут же расхватала, весело перекрикиваясь и переругиваясь. Из-за этого происшествия ландо Линвуда совершило вынужденную остановку у дома, где он меньше всего хотел бы находиться, – у пепелища, зияющего в ряду сложенных из портлендского камня городских домов.

      Венеция всматривалась в обуглившиеся останки жилища, гадая, не является ли перевернувшаяся тележка делом рук Роберта, вознамерившегося остановить экипаж на этом самом месте.

      – Дом герцога Ротерхема, – негромко произнесла она, чувствуя, как испарилось дружеское расположение, еще минуту назад царившее между ними, напомнив, что в действительности она всего лишь притворяется, чтобы достичь желанной цели.

      Линвуд не произнес ни слова, но она, даже не глядя, почувствовала произошедшую в нем перемену настроения. Или, возможно, изменилась она сама.

      – Похоже, поджог, –