Бункер. Дмитрий Сарманов

неопределенного возраста тетка в застиранной гимнастерке и мятой пилотке – несмотря на огромную грудь асексуальная настолько, насколько только может быть асексуально человекоподобное существо условного женского пола. Она посмотрит на меня и скажет:

      «Куда с грязными ножищами?! Ходют и ходют!..»

      Стоп. Это куда-то меня не туда занесло. Докуренная до фильтра сигарета полетела в мусоропровод.

      …Она посмотрит на меня и скажет:

      «Молодой человек, вы к кому? Вам назначено?»

      Здесь меня переклинит, и я, весь такой не лезущий за словом в карман болтун и всегдашняя душа компании, начну мямлить, заикаться и нести что-то несвязное. Но меня все-таки поймут и царственным жестом отправят в самый дальний конец коридора. На стенах будут яркими красками намалеваны величественные в своем идиотизме плакаты, на которых солдаты и офицеры с одинаково бессмысленными лицами будут заниматься строевой подготовкой, учить устав и совершать чудеса героизма, бросаясь грудью на минометный дот или закалывая штыком вероятного противника. Когда я дойду до двери с нужной табличкой – «подполковник Кривожопко», «майор Свиноматко» или что-то настолько же глупое – я буду таким же пустым и бессмысленным, как эти лица. В кабинете будет душно и противно, хозяин кабинета будет сидеть за обшарпанным столом в дурацкой фуражке на лысой башке, толстый, потный и стремный, кабинет будет заставлен одинаковыми полками с папками, как в регистратуре поликлиники, с липких лент на зарешеченном окне будут гроздьями свисать дохлые мухи. Я буду с тем же бессмысленным лицом мяться у двери, пока военком будет разглядывать меня и задавать дежурные вопросы. Потом он грозно сведет брови над маленькими свинячьими глазками и громко спросит:

      «Ты что ж, значит, не хочешь Родину защищать?!»

      Здесь моя фантазия зашла в тупик и скромно умолкла. Вторая сигарета полетела в мусоропровод. Я зажег третью.

      «…Ты что ж, значит, не хочешь Родину защищать?!» – спросит он.

      «Нет, но я считаю, что здесь принесу больше пользы!» – бодро отрапортую я, так и не убрав с лица отражения бессмысленных плакатных физиономий.

      «Кому?!» – переспросит он, слегка опешив.

      «Себе!» – отвечу я, глупо улыбаясь.

      Здесь я решил, что, пожалуй, хватит, и ничего хорошего из этой затеи, кажется, не получится.

      – Опять он здесь курит, окаянный! – сердито бросила баба Нюра, спускаясь сверху с мусорным ведром.

      – Здравствуйте, Анна Леопольдовна, – вежливо поздоровался я.

      – Вот чего ты дома на балконе у себя не дымишь? Здоровый вроде лоб, а туда же, как шпана малолетняя! Десять лет я вас отсюда гоняю, сил моих нет!

      Баба Нюра строила детвору, ошивавшуюся в подъезде и во дворе, сколько я себя помнил. Мне тоже неоднократно от нее доставалось – и по делу, и без. Вместе с этим, на масленицу она угощала всех соседских детей блинами, а главное – ни разу не сдала никого взрослым, как за курение, так и за прочие гадости.

      – Хоть