Чаша жизни. Иван Бунин

под семинарскую речь.

      Турбин понял это и вызывающе поглядел на офицера. «Ну и черт с тобой!» – подумал он и, усмехаясь, крикнул:

      – Optime![2]

      Член суда поспешил налить. Хозяйка как будто вскользь, но значительно поглядела на него. И это Турбин заметил, но никак не мог обидеться: так просто и тепло стало у него на душе.

      – Да и последняя! – сказал он, выпивая и махая рукой. – Я и так мокрый как мышь.

      Удерживаясь от смеха, младшая княжна зажала рот платком.

      Ужин, как показалось, прошел чрезвычайно быстро. Турбин запомнил только, что ел горячий ростбиф, что сои огнем охватили ему рот, что он пил мадеру, лафит и плохо соображал, о чем идет говор.

      Когда подали шампанское (был день рождения хозяйки), Турбин быстро встал и оглушительно крикнул «ура!». Но за оживлением на это не обратили особенного внимания. Все столпились в кучу, поздравляя хозяйку и самого Линтварева. Линтварев, с бокалом в одной руке, прижимал другую к сердцу и старался казаться и тронутым, и шутливым.

      – Ура! – крикнул еще раз Турбин, но уже потише и улыбнулся слабой, жалкой улыбкой.

      – Не сто́ит! – шепнул доктор, сжимая ему локоть.

      – Ну, не надо…

      И, улыбаясь, Турбин медленно пошел в залу. Теперь он уже освоился с тем, что не может управлять собою.

XVI

      В зале Прохор Матвеич разносил чай, снова предложенный хозяином. «Люблю, грешный человек! – говорил он. – Господа, кто желает китайского зелья?» Все приняли это предложение с шумными одобрениями, как на земских собраниях: «Просим, просим!..»

      – Сергей Львович, сыграть просим! – крикнул хозяин.

      – Благодарю, господа, я чувствую себя слишком утомленным, – отнекивался Сергей Львович, продолжая пародировать гласных. Но тут поднялся такой шум и крик, что отказываться стало невозможно.

      – Просим! – крикнул Турбин уже после всех.

      – Давненько я не брал в руки шашек, – говорил Сергей Львович, кряхтя и усаживаясь за рояль.

      – Сергей Львович! Вебера! – крикнул член суда.

      Сергей Львович поднял брови и подумал.

      – Нет, – сказал он с улыбкой, – попробуем блеснуть техникой. Ну-ка…

      – Тарантелла… – шепнул флотский офицер. – Николая Рубинштейна.

      Член суда утвердительно кивнул головой.

      Из медленных, в которых сказывалась хитрая, сдержанная удаль, звуки быстро превратились в шумные, быстрые и затрепетали в каком-то диком восторге. Возгласы одобрения поминутно заглушали их. Казалось, что, если бы танец не кончился, можно было бы задохнуться от напряжения… Турбин хохотал нервным смехом.

      – Вот это так та́к, – бормотал он в восторге.

      – А теперь, – крикнул Линтварев, – гросфатер!

      Под церемонные звуки старинной музыки дамы во главе с хозяином и членом суда начали комически двигаться, раскланиваться, но спутались, перемешались и со смехом остановились.

      – Ну, лянсье! – взывал хозяин.

      – Не выйдет!

      – Выйдет!

      Турбин тоже порывался

2

 Превосходно! (лат.)