Болото пепла. Варя Медная

эту кучу на кучки поменьше, в зависимости от вида пятен. И каких здесь только не было: жирные, травяные, винные, сопливые, потные, непонятные. Вскоре ей стало казаться, что жители деревни нарочно выдумывают загрязнения потруднее. Она представила, как несколько мужчин, из тех что вчера чинили ей препятствия в трактире, злобно хохоча и хватаясь за бока, сыплют, втирают, втаптывают и размазывают все, что только можно, по простыням. «А вот это ей каково, а? – приговаривали они в ее воображении. – Пусть-ка попробует это отстирать! Нас так просто не возьмешь!» – выкрикивали они, поливая простыни мясной подливой, смешанной с дегтем и речным илом.

      Когда с сортировкой было покончено, самые грязные вещи вдова велела замочить в щелочи – их предстояло потом прокипятить, а для остальных подготовить средства: мел для сведения жира, керосин от засохшей крови, спирт от травы, а последним Твила выжала лимонный сок для отбеливания. Отдельной горсточкой отстояло белье Эмеральды Бэж. Оно благоухало ирисами и состояло сплошь из рюшечек, оборочек, воланчиков и кружавчиков, настолько воздушных, что страшно было касаться.

      Когда в середине дня старуха отправила ее к насосу за водой, Твиле показалось, что прошли недели с тех пор, как она в последний раз видела солнце. Щурясь, как крот, и почесывая затекшую спину шелушащимися пальцами, она выбралась наружу.

      Возле насоса собралась очередь. Ее появление вызвало шушуканье, переглядывания, удлинение шей и тайные перемигивания (видные всем). Некоторых из стоявших там Твила узнала и поздоровалась – это были те жители, у кого она побывала накануне с мастером. Примостившись в самом конце живой змейки, она принялась рассматривать стены домов, чтобы не встречаться взглядом со стоящими в очереди, но все равно постоянно встречалась, потому что все они глазели на нее. Правда, через какое-то время ажиотаж поутих, и Твила уже не чувствовала себя так неловко.

      Ей хотелось, чтобы ожидание тянулось подольше, – лишь бы чуточку позже вернуться в подвал. Но возничий времени, как назло, щелкнул хлыстом, и очередь двигалась до обидного резво: вот Рукаэль наполнила жестяное ведро, и ее место тут же занял помощник мясника, которого потом сменил Лубберт – внук торговки пирогами, – смеющийся, как подавившийся филин, а следом воды попыталась набрать какая-то девушка примерно одного с Твилой возраста, но ее оттеснили.

      Тут Твила заметила неподалеку паренька. Он стоял, привалившись к стене одной из лавок, и не отрываясь наблюдал за ней. Если описывать его одним словом, то он был бесцветным: бледные с желтоватым отливом волосы топорщились на голове, и такие же бледные ресницы густо обрамляли карие глаза. Бескровные губы потрескались, и он то и дело проводил по ним языком, быстро, как ящерица. Он даже не моргнул, встретившись с ней взглядом, и Твила поспешно отвернулась.

      Она удивилась, снова увидев впереди ту же девушку, – та уже давно должна была набрать воды и уйти. Приглядевшись, Твила поняла, в чем дело: как только ее очередь подходила, следующий человек