Явье сердце, навья душа. Диана Блэр

глазах кота, где прежде был лишь голод, зажегся интерес.

      – Скатерть, говоришь? – мурлыкнул он. – И где она, ткань эта волшебная, словно мать, кормящая?

      Яснорада обыскала всю избу. Кроме той ее части, что безраздельно принадлежала Ягой.

      – Я не знаю, где она, – наконец призналась она.

      – Ты в ту комнату не заглядывала. – Баюн кивнул на закрытую дверь.

      – Мне запрещено входить в спальню матери.

      – Но мне ведь – нет, – резонно заметил Баюн.

      – Так. – Яснорада уперла руки в бока, как это делала Ягая, желая казаться еще строже. Пусть и выходило у нее не так… выразительно. – В спальню Ягой никто не войдет.

      Баюн приуныл.

      – Я вернусь во дворец, принесу тебе что-нибудь оттуда, – смягчилась Яснорада. Уж больно голодным и несчастным выглядел кот.

      Ее слова Баюна чуть приободрили. Странный – гибкий, словно ивовый прутик – хвост встал трубой.

      ***

      Порой Яснораде была на руку ее неприметность. Невесты Полоза плыли как павы, прекрасно музицировали, изумительно вышивали, а вокруг них словно сплетался сияющий ореол, что приковывал к ним восхищенные взгляды. Зато она могла приходить и уходить из дворца, когда вздумается. Прошмыгнет как мышка, а дворцовая стража по ней лишь ленивым, почти невидящим взглядом мазнет. Может, кто из царских дружинников и задумался бы, отчего невесте Полоза во дворце не сидится, да только многие видели в ней лишь прислужницу. Яснорада и не спешила их разубеждать. Помогало ее простое облачение, выбранное взамен того снежного, с искусной вышивкой по подолу и рукавам, что носили невесты Полоза.

      В серебряных палатах лился смех, журчала негромкая беседа. Невесты разбились на стайки, как птицы. Самая многочисленная замерла у стола Драгославы. С тяжелыми толстыми косами с вплетенными в них лентами, в белых платьях с широкими, точно крылья, летящими рукавами невесты радостно о чем-то щебетали. А глаза их зачарованно и жадно следили за мягкими, текучими движениями Драгославы. Пытались почуять, разгадать ее секрет. Отчего материя под тонкими пальцами так послушно мнется, отчего так легко оживает?

      Взяв в руки неоконченную вышивку, Яснорада с невинным видом опустилась на скамью – не привлекая внимания, дождаться, когда к вечерней трапезе позовут.

      По палате, словно бисерины, рассыпались шепотки. Морана.

      Царицу невесты Полоза встречали куда чаще Кащея, что день-деньской пропадал в золотых палатах дворца. Царственная, с горделивой осанкой и чуть насмешливой улыбкой, Морана с удовольствием проводила время с «придворными девицами». Любила сидеть с ними за вышивкой и вести неторопливую беседу. И пусть жену выбирать себе будет сам Полоз, каждая из девушек мечтала добиться благосклонности Мораны. Вдруг замолвит словечко перед Полозом? А если царицей заморской не выйдет стать, отчего бы не свести дружбу с владычицей царства Кащеева…

      Морана вошла в зал, облаченная в тяжелое платье из серебристого бархата, что вышит голубоватыми, словно иней, и белыми, словно кость, нитями. На черных кудрях