Кто стрелял в президента. Елена Колядина

построил другую, еще более совершенную коляску. Как образец непревзойденной красоты, она стояла в музее. Каком же? Восковых фигур мадам Тюссо, что ли? Запамятовала. Погибла она, незабвенная моя родственница. Сгорела во время бомбардировки немецкого города Нюрнберг. В России самобеглые коляски тоже изготавливались, потому что очень нужная в хозяйстве вещь».

      «Значит, она в Германии последние дни провела», – встряла Люба.

      «Кто?»

      «Коляска инвалида-часовщика?»

      «А я что говорю?»

      «Музей мадам Тюссо, вроде, в Лондоне, а не в Нюрнберге?»

      «Любишь ты, Люба, поспорить. Все, не буду больше рассказывать! Спи, давай».

      «Не сердись, колясочка, больше ни разу, не перебью, расскажи дальше».

      «Крестьянин Шамуршенков, – поломавшись для важности, продолжила коляска. – Надо бы разузнать, не кулак ли часом Шамуршенков был? Сделал безлошадный экипаж. Сенат даже похвалил его. А потом…»

      Коляска замялась.

      «Что?» – Люба приподняла голову с подушки.

      «Призабыла».

      «Не хочешь говорить?»

      «Ладно, чего уж там. Дочь за отца не ответчик. Репрессировали его. Сослали».

      «За что?»

      «Не ведаю. Об нем наша родня старалась не вспоминать. Слышала только, что отсидел Шамуршенков в нижегородской тюрьме четырнадцать годков».

      «Четырнадцать лет. Что же он мог такого страшного совершить?» – задумалась Люба.

      «Уж не знаю. Может, детали какие для коляски в колхозе своровал, может еще чего. Мне больше всех Кулибин приятен. Такую самокатку построил! Царица Екатерина все жалела-сокрушалась, что ноги у нее не поотсыхали, так ей хотелось в кулибинской коляске поездить. А дальше уж велосиферы пошли».

      «Велосипеды?»

      «Они».

      «Как хочется хоть разочек на велосипеде прокатиться, – мечтательно протянула Люба. – Через лужу!»

      «Придумала! Чего хорошего? Вся в грязи умажешься», – принялась противоречить коляска, переживая, что Любушка опять начнет строить планы о полетах, поездках и отапливаемых домах культуры больших городов, на сценах которых при огромном стечении зрителей она будет исполнять свои песни.

      «Ведь не слушает никогда, что ей говорят! – испуганно забормотала коляска, увидев, что парашют стремительно несет ее и Любу к другому берегу озера. – Ужас, чайки даже отстали».

      Чайки, действительно, сменили направление полета. Вид Любы – без ног, без крыльев, без клюва, но такой смелой, повлиял на маршрут птиц. Они, честно говоря, летели в надежде поживиться яйцами чирков и крякв, да закусить свежими мальками. Но решили, что пока вполне обойдутся тиной и выброшенными на берег дохлыми синцами. А насчет яиц и будущих утят… Решено было дождаться, пока они подрастут, и тогда уж в честной справедливой конкурентной борьбе на равных биться за рыбную добычу. Более того. Вскоре чайки примкнули к рядам защитников живой природы и принялись