Любовница ветра. Михаил Сиреневый

немного упирался локтями в кровать), никого не трогал, молча, с закрытыми глазами, проклинал все и вся, как мне прилетает удар ладонью по уху. Я вскакиваю вне себя от бешенства, а эта потаскуха с якобы удивлённой миной съёживается, начинает тараторить и невнятно извиняться. Не хочу слышать ничего от этой невменяемой. Хватит с меня! Забираю свой трофей и проваливаю отсюда. Не сняв презерватива, я почти спрыгиваю с кровати к своей одежде. Деньги?! Она вякает про деньги, которые я ей должен, – а я и забыл про это. Обычно они берут их в самом начале. По-хорошему наглая потаскуха их не заслуживает, но я справедлив – заплачу с учётом, что чулок теперь мой. Молча надеваю штаны; всё ещё злой. От эмоций теряется бдительность и аккуратность – слишком заметно я засовываю конец чулка в карман, а эта уже тут как тут, прямо за спиной, и видит, как её собственность рывками пропадает в моих штанах. Неадекватная стерва выхватывает другой конец и начинает его забирать у меня. И вот мы стоим в маленькой комнате и тянем за разные концы капроновый чулок. Даже про деньги ничего слушать не хочет – вцепилась и мотает башкой в разные стороны. И это я «больной на голову»? После таких слов с её стороны злость во мне усиливается. Теперь это уже дело принципа. Я даже готов ударить её, лишь бы не отступить. Кажется, что жадная проститутка вот-вот накинется на меня, но я нарочно ослабеваю хват, чтобы она стала тянуть сильнее, – клюнула, схватилась обеими руками, а в этот момент я быстрым движением проворачиваю чулок вокруг ладони и со всей силы выдёргиваю из её рук. По инерции она заваливается назад, поскальзывается, падает на пол и с глухим хрустом ударяется затылком об угол массивного комода. Мой бокал, стоя́щий на самом краю, падает и разбивается вдребезги рядом с проституткой. Лежит и не двигается, и я стою как вкопанный, только следы крови на углу комода заставили меня прийти в себя и начать что-то делать. Я легонько пинаю её по животу – ноль реакции. Дело плохо. Очень плохо. Главное – не паниковать. Первое моё импульсивное действие – это вытирание крови чулком, который до сих пор крепко сжимаю в руке. Растираю кровавые следы, плюю на чулок и тру снова, чтобы не оставалось разводов. Что я делаю, там же моя ДНК? Теперь снова лихорадочно тру уже сухим местом. В коридоре слышны шаги. Только не это. Подскакиваю к двери и мёртвой хваткой цепляюсь за ручку. Сердце колошматит невероятно; от волнения стоит ком в горле и подташнивает. Шаги затихают возле само́й двери. Появляется первая слабая попытка войти, за ней вторая, более настойчивая. После неудавшихся попыток последовали стуки. Два женских голоса о чём-то пошептались. Дальше молчание, и моё громкое сердцебиение. В эту минуту ко мне приходит странная и навязчивая мысль: возбудит ли меня наличие крови на чулке, который, кстати, до сих пор обмотан вокруг моей кисти? Не успел я определиться с ответом, как снова раздаются стуки, но уже сильнее, и говорит приглушённо одна из девушек:

      – Алёна, ты чего так долго? Нам уже уходить пора.

      Пинок по двери