Работа над ошибками. (2.0). Иван Сергеевич Чернышов

никогда. И занимался-то он подобными вещами не только будучи школьником, но уже и студентом, то есть когда ему уже было за двадцать.

      О годах студенчества он рассказывал меньше, чаще всего речь шла о его вражде с деканом Лавровым, который мало того, что был в своей сфере первым светилом во всем городе и слыл запредельным знатоком человеческой души, так еще и был писателем, выпускавшим книги аж в самой первопрестольной. Книги его были популярны, они несли в себе какую-то гиперактивную гражданскую позицию, Лавров был знаменит всякими поездками по России и ближнему зарубежью, где он всегда болтался возле раздуваемых в новостях событий и всегда с видом эксперта пояснял, кто прав, а кто виноват, об этом же писал в своих книгах, об этом же болтал без умолку на лекциях и в частных беседах, в интервью и ВКонтакте, в Одноклассниках и в Моем мире, в различных иностранных соцсетях и на модном молодежном форуме.

      Вражда, очевидно, состояла в том, что Голобородько не мог примириться с тем фактом, что такая знаменитость живет в одном с ним городе и везде за все назначает виноватых, ведь у Лаврова виноватый всегда находился, ни в чем он не обвинял только четырех человек: Президента, Главу Одной Национальной Республики, Ведущего Одной Новостной Программы и Патриарха – о них он говорил только елейно-сладкие вещи, да и можно ли было бы иначе отзываться о таких прекрасных людях, благослови их Бог и пошли им здоровья!

      Лавров считал Голобородьку поверхностным, по всем его предметам у Голобородьки были только тройки, на первом же экзамене Лавров не вытерпел и плюнул в Голобородьку фразой «Зачем же вы к нам поступили, вы же совсем в людях не разбираетесь».

      «Так вот я и хочу разобраться», – ответил Голобородько.

      «А я вот не очень-то верю, что хотите, – Лавров вскочил с места и принялся разгуливать по аудитории. – Откуда у вас… такая нетерпимость?».

      «К кому нетерпимость?» – насупился Голобородько.

      «Да вот ко всем, кто от вас отличается, – походив по аудитории, Лавров встал прямо над душой у Голобородьки.

      – Вы прекрасно знаете, до чего тут дойти можно. Гитлер тоже начинал…»

      «Да, но костюмы, костюмы! – перебил Голобородько.

      – Я так хочу Почты России новую форму примерить!»

      «К чему вы это?.. Стыдно, молодой человек, что вы такое позволяете себе вслух…» – заключил Лавров, взял у Голобородьки со стола зачетку и, вздохнув, поставил в ней «удовлетворительно».

      Голобородько боялся, что Лаврова со временем произведут в классики, ведь этот процесс уже шел полным ходом. Больше Лаврова его сердили только Солженицын и Пелевин.

      «Это что? Писатель? – сердился Голобородько. – Как он позволял себе над речью издеваться! „Всколобуздилось-то солнышко, зафурычилось по небушку, заличехвостило лучиньки свои по черноземельке фофудьственной!“ Тьфу, а не писатель. И врет, врет,